— Ты сделал неверный ход, Буё! Тебя просто подставили, мой друг! Сделали тебя пешкой в чужой игре. Другого пути у тебя просто нет, — откровенно говорил француз. — Раз твой сёгун отказывается занять место, добытое тобой с боем и приготовленное для него, займи его сам! А там поглядим — ведь далеко не все силы в Японии приветствуют передачу власти сёгуна императору. Чем чёрт не шутит — глядишь, и соберёшь под свои знамёна мощную армию…
Эномото и сам понимал, что иного выхода у него просто нет. И решился на это авантюрное предложение французского «солдата удачи». Он оповестил страну о намерениях создать на острове «дворянскую республику» и призвал к себе всех недовольных новым правительством.
Гонцы с Эдзо разъезжались по Японии почти каждый день. Некоторые сразу были схвачены правительственными агентами. Были и такие, кто вызывался стать «послом северного мятежа» только ради того, чтобы потихоньку, без шума исчезнуть с острова. Эти люди мечтали добраться до своих жалких домишек и наделов и затеряться в глуши.
Честные посланцы Эномото искренне пытались склонить колеблющихся на сторону «старой вольницы». Но время шло, а на Эдзо стекались лишь горстки недовольных.
Тогда Эномото, по совету Жюля Брюне, всё же провёл на острове прямые выборы самопровозглашённой республики. И разумеется, стал её первым президентом. Республику поспешили признать послы Франции и Голландии. Под их нажимом готовили соответствующие признания и некоторые другие посланцы европейских стран, но к весне следующего, 1869 года терпение у императора Японии и верных ему сил кончилось. На Эдзо была направлена мощная военная экспедиция, вдесятеро превосходящая силы республиканцев. И первая самурайская республика в Азии пала…
Войска президента Эномото Такэаки, обороняющие остров Эдзо, проиграли решающую битву при форте Горёкаку. Президент был вынужден капитулировать и, как мятежник, был предан императорскому суду, а с мятежниками в Японии никогда особо не церемонились…
Сайго Такамори не любил быть в стороне от важных событий. По политическим соображениям он не счёл для себя возможным лично проследить за финалом «сёгунской республики». Он послал на Эдзо верного ему человека, чтобы тот был его глазами и ушами. Зачем? Да, наверное, затем, чтобы не дать ненавидимому им мальчишке-императору возможность без последствий совершить какую-либо серьёзную ошибку.
Соглядатай Сайго педантично доносил своему господину о страшном для проигравших «республиканском финале». Каждый день стражники вытаскивали из клеток по несколько осуждённых и на глазах других пленных обезглавливали. Головы казнённых насаживали на жерди и оставляли тут же, в назидание оставшимся пока в живых мятежникам. Среди ожидающих смерти был и Эномото Такэаки.
Приговор для свергнутого президента был весьма прогнозируемым. Его не казнили пока лишь потому, чтобы главный бунтовщик ежедневно видел смерть своих соратников. Пленных бунтовщиков оставалось всё меньше, и всё ближе был, как нетрудно догадаться, и день казни Эномото.
А вот проклятым «красноголовым варварам», французским военным советникам, оставшимся в «самурайской республике» практически до конца, повезло. После разгрома мятежников их, разумеется, тоже похватали и тоже посадили в бамбуковые клетки. Однако главы военных миссий Франции и Голландии в Иокогаме подняли шум. Новое правительство Мэйдзи, стараясь быть в русле европейской толерантности, со всей присущей ему вежливостью напомнило французам, что пятеро офицеров военной миссии накануне мятежа подали рапорта об увольнении из армии. И следовательно, никак не могут рассчитывать на защиту Франции. Что в качестве вольных «солдат удачи» они совершили на территории Японии тяжкое государственное преступление.
Но у европейских «варваров» всегда была своя логика! Сайго хорошо помнил, как французский посланник, заручившись поддержкой других европейских коллег, нахально заявил: увольнение из армии не означает для французов лишения гражданства великой Франции. И Франция не даст в обиду своих сыновей! Правительству Японии был дан прямой намёк на возможность, в случае его упорства, новой военной интервенции.
Призраки «чёрных кораблей» адмирала Перри
[52] были слишком свежи в памяти японцев, и иностранцев начали понемногу выпускать из тюрем, настоятельно рекомендуя им не задерживаться в Японии. Последний французский наёмник был выпущен через два месяца после падения форта Горёкаку.
Жюлю Брюне удалось избежать пленения: накануне штурма Эдзо он сумел сбежать с острова на рыбачьей лодке и укрыться в здании Французской военной миссии в Иокогаме. На его счёт в правительстве Мэйдзи никогда не обольщались: подстрекательская роль Брюне в создании «сёгунской республики» на Хоккайдо была слишком очевидной. Да и после президентских выборов на острове Брюне не отошёл в сторону и фактически стал главным советником мятежного правительства Эномото — причём советником с большими возможностями и полномочиями. Вот уж кого новое правительство в 1869 году после подавления мятежа постаралось бы нипочём не выпустить! Вот уж чья голова должна была покатиться в первую очередь! Словно чувствуя угрозу, Брюне тогда поспешил уехать…
А потом Сайго получил от своего соглядатая совсем неожиданное известие. Он сообщил, что главнокомандующий императорской военной экспедицией генерал Курода Киётаки, неожиданно для многих и самого Эномото, заступился за него. И испросил у императора снисходительный приговор для «мятежного президента». Военачальникам-победителям, по стародавнему японскому обычаю, император не мог отказать ни в чём, и Эномото вместо карающего меча получил пожизненный срок в тюрьме.
Для него потянулись дни заключения в тесной клетке из высушенных толстых бамбуковых стволов, где нельзя было даже встать в полный рост. В клетке не было ничего — ни циновки, ни тряпки, чтобы прикрыть голову от палящего солнца в летнюю жару и укрыться от зимней стужи. Дважды в день стражники длинным железным крючком вытаскивали из клетки Эномото его бэнто
[53], клали туда горсть риса с кусочком редьки и тем же крючком запихивали коробку обратно.
От вынужденного безделья и постоянных насмешек стражников Эномото чувствовал, что начинает потихоньку сходить с ума. Интересно, сколько раз он пожалел, что не покончил с собой, с усмешкой спрашивал приближённых министр Сайго…
Миновал год, и Эномото перевели в главную Токийскую тюрьму. Там была та же одиночка — только в каменном здании, с толстыми стенами и железными решётками.
Прошло ещё два года, Сайго Такамори начал уже забывать о мятеже на Эдзо. И тут узнал, что генерал Курода Киётаки вторично обратился к императору Мэйдзи — теперь уже за полным прощением для Эномото.
