Эта просьба была воспринята при императорском дворе и в новом правительстве с большим неудовольствием и могла бы стоить Куроде благосклонности и монарха, и правительства. Однако расчётливый и хитрый генерал не зря выжидал время.
Отказавшись от трёхсотлетнего «бамбукового занавеса», страна к тому времени испытывала сильнейший кадровый дефицит образованных людей, способных применить на благо Японии достижения мировой цивилизации. Эномото, изучив за шесть лет пребывания в Голландии целый ряд наук и знающий три европейских языка, был одним из самых образованных японцев того времени. Таким образом, время для ходатайства генерала было выбрано очень точно. Обстоятельства благоволили к бывшему мятежнику и его покровителю: голландцы, обнаружив к тому времени на Хоккайдо залежи каменного угля, настоятельно требовали от Японии отдать месторождения «чёрного золота» им в концессию. Их мотивация была проста: у Японии нет ни собственных знатоков рудного дела, ни опыта разработки угольных карьеров. Правители Японии, не впервой сталкиваясь с умением чужеземных «варваров» настоять на своём, догадывались, что вскоре «аргументами» в споре за недра земли вполне могут стать корабельные пушки.
Генерал Курода сделал ставку именно на то, что Эномото Такэаки был единственным японцем, знавшим рудное дело. И у императора не было выбора: чтобы не отдавать добычу угля в руки чужеземцев, он помиловал Эномото. Ему было предписано заняться освоением богатств Эдзо, к тому времени уже переименованного в Хоккайдо. Это, кстати, позволяло правительству держать опального мятежника на малоосвоенной в то время окраине Японии. Получив должность помощника управляющего ведомством по развитию Хоккайдо, Эномото оставался там до весны 1874 года, когда в его жизни случился новый неожиданный поворот в дипломатическую часть…
Что ж, подумал Сайго Такамори, проиграв битву при Горёкаку, Эномото забыл про заветы предков и не совершил достойное воина-самурая харакири. Тем хуже для него. Вкусив от «прелестей» тюрьмы микадо и снова возвысившись, он на своей ладье полным ходом летит к страшному водовороту, где спасения уже не будет. Асикага Томео сумел подготовить полноценный удар, который и будет нанесён по его возвращению из Парижа: Эномото ждёт на сей раз русская тюрьма! А падение посла, в свою очередь, нанесёт удар по этому мальчишке-императору. «Хризантемный» трон пошатнётся — ну а он, Сайго Такамори, сумеет качнуть его ещё сильнее! Он заставит своих врагов сполна заплатить за все свои унижения… За всё — с того самого дня, как новое правительство императора начало выстраивать новые вертикали власти, мало прислушиваясь к его мнению и его советам.
Всё новое — это хорошо забытое старое. Исполнительную вертикаль власти в 1868 году создали в соответствии со структурой японского правительства VIII века. И уже через год с небольшим новое правительство было окончательно сформировано.
Оно делилось на три палаты — Главную, Левую и Правую. Главная была кабинетом министров, куда входили, кроме главного государственного министра, Левый и Правый министры с советниками. Левая палата стала законодательным и совещательным органом, в состав Правой палаты вошли восемь министерств.
Сайго Такамори, разумеется, вошёл в состав правительства Мэйдзи, хотя во многом не был согласен с провозглашённой императором политикой. Сайго терпеть не мог переговоров всяческого толка и уровней и полагал, что всего нужного для процветания страны можно достичь с помощью силы и несгибаемого духа самураев. Он был против модернизации Японии, свободной торговли с западными странами, выступал за скорейшую аннексию Кореи.
Во время длительной поездки правительственной делегации Японии по Европе и Америке Сайго, оставшись у штурвала страны, в течение 1871-73 годов провёл в Японии ряд реформ, идущих вразрез с политикой правительства. Действуя по принципу «победителей не судят», главный военачальник Японии действовал решительно и без оглядки. Однако после возвращения делегации был подвергнут резкой критике и понял, что остался в одиночестве.
Обозлённый этим, Сайго вышел из нового правительства и отбыл на свою родину, в Кагосиму. Однако его авторитет в армии был столь велик, что правительство просто побоялось сместить его с поста главы военного ведомства. Министры решили, что время само расставит всё по своим местам, что Сайго поймёт свою ошибку и вернётся в Токио. Курьёзно — но точно так же думал и оставшийся в одиночестве Сайго Такамори. Свою ненависть, до поры тщательно скрываемую, он обратил на юного императора. Именно в нём он видел корень зла и источник пагубной для Японии мирной «политики просвещения». Именно против него был запланирован удар в Европе, в России.
Всего месяц назад из столицы северных варваров, Санкт-Петербурга, пришло с нарочным первое официальное послание Эномото Такэаки с отчётом о начале переговоров по Северному Эдзо. Чтобы доставить этот отчёт, специальный курьер преодолел полмира, затратил на путь почти два месяца. Конечно, короткое сообщение было передано и по телеграфным проводам, но о закулисных подробностях дипломатии рассказывать по телеграфу было бы безумием. Тем более что почти весь телеграфный провод из Петербурга в Нагасаки был проложен по территории России. О сколько-нибудь подробном отчёте по телеграфу не могло быть и речи — даже если бы посол в России воспользовался южной «веткой» телеграфных коммуникаций, проложенной английской Великой восточной компанией из Европы через Мальту, Аден и Бомбей в Гонконг.
Теперь у Эномото остаётся только два курьера для отправки экстренных сообщений, подумал Сайго. Он покачал головой: если всё пойдёт так, как должно пойти, у Эномото не будет случая воспользоваться их услугами…
Министр не спеша двинулся по дорожкам сада, уже тронутым первыми осенними заморозками. Хито неслышно следовал за хозяином, лишь едва различимый шорох дроблённого ракушечника под лапами выдавал его присутствие. Настоящий хитокири
[54], в который раз с удовольствием отметил министр. Правда, до сих пор пёс вступал в схватки только с чёрными медведями, но Сайго не сомневался: Хито справится с любым двуногим противником.
Кстати, о двуногих… будь он, Сайго Такамори, на месте генерала Курода в битве при форте Горёкаку, он бы поступил с мятежным Эномото иначе. Да, он просто отпустил бы его. И Эномото, отказавшись от почётного самоубийства, стал бы ронином
[55]. Да ещё каким!
Сайго знал: Япония нынче буквально наводнена ронинами! Ими стали и богатые вассалы, добровольно оставившие свои посты, и рядовые самураи, уволенные своими хозяевами за мелкие проступки — чаще всего хозяевами и выдуманным. Ряды ронинов пополняли и те, кто был изгнан из кланов за серьёзные проступки и жадность.
