Из дальнейшего рассказа отставного сержанта выяснилось, что в канун решающей битвы с императорскими войсками президент Эномото, спасая своих французских советников и единомышленников, приказал им бежать с Эдзо. Захватив несколько рыбачьих лодок, французы переправились на соседний остров, однако избежать плена удалось лишь Жюлю Брюне. Остальные были схвачены правительственными войсками. Генерал Курода Киётаки, командовавший военной экспедицией, по старым японским обычаям, предложил Эномото с честью уйти из жизни — однако тот отказался.
— А с чего ему было вспарывать себе брюхо, господин штабс-капитан? — продолжал посмеиваться Буффье. — Буё имел, конечно, самурайское происхождение, однако слишком долго прожил в Европе для того, чтобы вот так бездарно, с кишками наружу, уйти из жизни. Он, конечно, попал в тюрьму — там же, на Эдзо. И императорский суд, разумеется, приговорил его, в числе прочих мятежников, к смертной казни. Нас, французов, новое японское правительство тоже поначалу пересажало — кого в тюрьму, кого под домашний арест. И, честно признаться, мы — ну, те четверо, что ушли к мятежникам — уже не ожидали для себя ничего хорошего. Мы ведь даже к своему посланнику в Японии не могли обратиться за помощью и защитой: тот, оказывается, уже имел неприятные объяснения с новым японским правительством по поводу французских граждан, активно помогавшим мятежникам. Так что наше дело было швах! Но всё-таки через месяц-другой нас выпустили.
— А Эномото? — начал догадываться Берг.
— Он был приговорён к смертной казни за мятеж и государственную измену. В последний раз я видел его, когда меня выволокли из подземелья и потащили на последний допрос к его азиатскому превосходительству, генералу Куроде. Буё окликнул меня из бамбуковой клетки, где держали схваченных главарей мятежников. Пожелал мне удачи, бедняга… Неужели ему удалось спастись? Сие удивительно, штабс-капитан: нравы в той Японии были самые дикие. А жизнь человека и вовсе ломаного гроша не стоила…
— Да, Эномото выжил, — уклончиво ответил Берг. — Сейчас он, кстати говоря, в России.
— Неужели? Слушайте, я чертовски рад за него! Значит, он остался жив! Да, поистине сие удивительно! Конечно, их величество микадо мог и помиловать мятежников. Но выпустить из тюрьмы?! Главарей? Дать им уехать из страны?! Слушайте, Буё, видимо, удалось бежать из Японии?
— Насколько я знаю, нет, сержант. Но, согласитесь, что в нашем мире происходят и более удивительные вещи, — заметил Берг, не решив пока — сказать Буффье о нынешнем посольском статусе его старого знакомого или нет?
— Согласен! Давайте выпьем за удачу и здоровье этого пройдохи Буё! — предложил француз, наполняя стаканы. — И ещё замечу вам, мсье, что мир всё же удивительно тесен! Не далее как несколько дней тому назад меня посетил японец, который также отрекомендовался знакомым Буё. Правда, он ничего не знал, по его словам, о его судьбе.
— Вот как?
— Да, не знал. Он попросил меня записать воспоминания о событиях тех лет — осветить смутное время Японии глазами иностранца, так сказать. И удостоверить записи свидетельствами тех французов, которые были с президентом «короткой республики» на Эдзо до конца.
— Вот как? — ещё раз, теперь уже искренне, удивился Берг. — Японец не сказал вам о судьбе своего соплеменника?
Отставной сержант к этому времени уже заметно опьянел. Он ссутулился за столом, обхватив пустой стакан двумя руками и тяжело глядя перед собой мутными глазами.
— Полноте, сударь! — он махнул рукой, уронив стакан. — Какое мне, в конце концов, дело до всех этих жёлтых азиатов? Они не очень-то беспокоились обо мне — как, впрочем, и мои соотечественники, французы. Когда мы четверо, чудом вырвавшись из плена, явились в Иокогаме в дом на набережной, который занимала французская миссия, нас и пускать-то поначалу не велели! Хотя командир Шануан прекрасно знал, что наше увольнение из армии было фиктивным! И Брюне за своих унтер-офицеров не заступился, представляете, господин штабс-капитан? Нам швырнули сущие гроши на пропитание и дали бумагу к капитану немецкого торгового судна, отплывавшего из Иокогамы в Испанию. Хотя, признаться, тогда мы и этому до смерти были рады! И поверьте, мсье, не задержались в этой проклятой Японии ни одного лишнего дня!
— А зачем ваши воспоминания понадобились этому японцу нынче, сержант? — поинтересовался Берг. — Кто он, собственно, таков? Что делает в Париже?
— А чёрт бы его разбирал, азиата! Назвал имя, которое я, разумеется, тут же забыл. Сказал, что по поручению своего правительства разыскивает очевидцев той давней истории на Эдзо. Что японцы воссоздают для своих потомков историю сложного и противоречивого периода страны. И им очень важны документальные свидетельства очевидцев той истории с «короткой республикой» на Эдзо. Предложил, кстати, хорошие деньги — 300 франков за подробный отчёт, плюс по 100 франков за каждое дополнительное свидетельство.
— Ну что ж… Как говорят у нас в России — с паршивой овцы хоть шерсти клок! — рассмеялся Берг. — Надеюсь, вы не стали отказываться, сержант?
— Неужели я похож на дурака, штабс-капитан? Разумеется, я согласился — предварительно как следует поторговавшись с этим жёлтеньким мсье! Я оценил свои мемуары в 500 франков! — похвастался Буффье.
— Поздравляю!
— Плохо, что других очевидцев не осталось, — пожаловался француз, вытряхивая в свой стакан из бутылки последние капли. — Марлина два года назад зарезали в портовой драке в Марселе, а остальные двое моих товарищей унтер-офицеров сразу после возвращения из Японии подались за солдатской удачей в Мексику.
— А ваш капитан? Ну, тот, кому посчастливилось сбежать с Эдзо от правительственных войск японского императора?
— Ну, на нём я лишнюю сотню франков не заработаю! — уныло махнул рукой Буффье. — Брюне нынче стал большой шишкой, получил полковничий чин, служит в военном министерстве, под началом того же Шануана. Года три назад, когда мне было совсем не на что жить, я попробовал обратиться к Брюне — так представьте себе, штабс-капитан, он даже не принял старого однополчанина! Выслал с ординарцем двадцать франков и передал, чтобы и духу моего в министерстве больше не было!
— Обидно! — согласился Берг. — Но ведь всех денег на этом свете не заработаешь, не так ли, сержант?
— Ваша правда, мсье! Признаться, я не великий мастак по части сочинения, но уж очень хорошие деньги японец посулил за мои воспоминания. Пуркуа па? Почему бы нет? Мой пенсион, как я уже упоминал, весьма скуден. И потом — раз за это так хорошо платят, может, мне попробовать сталь литератором? Как вы считаете, штабс-капитан? Мне есть что рассказать и про Японию, и про американскую войну за независимость, и про нашу мексиканскую кампанию — вы уж поверьте!
— Действительно, почему бы нет? — с нарочитым энтузиазмом поддержал идею француза Берг. — Кстати, через несколько дней я возвращаюсь в Россию. И обязательно увижусь там с вашим старым другом Эномото Такэаки. Разумеется, я передам ему от вас горячий привет…
— Непременно, непременно, штабс-капитан! Мне бы тоже хотелось повидать старика Буё…
