* * *
— Ваше сиятельство, господин канцлер! — адъютант, чтобы не унижать кипятящегося перед ним Горчакова своим ростом, даже чуть подогнул ноги в блестящих сапогах-бутылках. — При всём уважении к вашей персоне, аудиенция у его величества нынче никак не возможна!
— Срочнейшее дело государственной важности, милейший! У меня и у генерал-адъютанта Потапова! Доложите государю! Не вынуждайте меня применить силу, наконец!
Применение силы к гренадёрского роста адъютанту в приёмной Александра со стороны тщедушного канцлера, едва достающего собеседнику до локтя, могло выглядеть забавно, однако никому в ту минуту и в голову не пришло веселиться.
— Ваше сиятельство, у меня самые прямые и не допускающие двоякого понимания указания его величества! — прижав для убедительности обе руки к груди, объяснялся адъютант. — В настоящее время у его величества великий князь Константин Александрович. Причём его величество предупредил всех, что сразу после данной аудиенции он с Константином Александровичем отправляется делать визиты прибывшим из Европы родственникам…
— Что ж… Тогда я буду ждать в приёмной до тех пор, пока его величество меня не примет! — заявил Горчаков, тут же демонстративно усаживаясь в кресло и не без усилий закидывая ногу на ногу. Обернувшись к шефу жандармов, он пригласил. — Присаживайтесь и вы, Александр Львович! Будем сидеть и ожидать!
Адъютант впервые позволил себе слегка улыбнуться:
— И совершенно напрасно, ваше сиятельство! Его величество, скорее всего, выйдет из кабинета другим входом-с!
Секунду подумав, Горчаков опять подскочил к адъютанту:
— Но записку! Записку государю — два слова! — вы можете передать? — и, не дожидаясь согласия, канцлер подскочил к столу дежурного офицера, черкнул на бумаге несколько слов и вручил адъютанту. — Прошу вас! Незамедлительно!
Всё ещё сохраняя на лице вежливо-скептическое выражение, офицер исчез за массивными дверями кабинета Александра.
Потапов поглядывал на эти двери с откровенной опаской.
— Может, напрасно вы этак-то, Александр Николаевич… С таким напором к государю… В конце концов, что за дело-то «великое»? Ну, нашли мёртвого азиата в полосе отчуждения. И что? Второй предполагаемый противник исчез яко дым. Кто инициатор ссоры — бог весть. Да и была ли ссора вообще?
В это самое мгновение двери кабинета стремительно распахнулись, и на пороге возник Александр — как обычно, в короткой курточке венгерского образца, единственным украшением которой была скромная меховая оторочка, да обшитые золотой тесьмой петли от пуговиц. Опытный царедворец Горчаков, бросив на Александра короткий взгляд, тут же определил, что явился в недобрый для себя час. Мгновенно мелькнула у канцлера и мысль о том, что, может, и прав осторожный шеф жандармов — не преждевременны ли поднятый им шум и суета? Что не ко времени — это уж точно: государь был явно чём-то расстроен и даже разгневан — скорее всего, беседой с братом, Константином Николаевичем. Однако у сильных мира сего шишки достаются в таких случаях тем, кто поближе.
Как ни скоро просчитывал министр иностранных дел ситуацию, реакция Александра была не менее скоротечной:
— Что сие означает, светлейший? — Александр тряхнул запиской Горчакова и перевёл взгляд выпуклых глаз на шефа жандармов. — «Убит секретарь японского посольства Асикага…» Генерал, ты тоже по этому делу? Ну, что сие означает?
Потапов, стараясь быть как можно более лаконичным, изложил суть дела. Пока он рассказывал, в дверном проёме за Александром возникла фигура Великого князя Константина Николаевича.
— Господин Эномото поставлен о случившемся в известность — едва дослушав Потапова, император перевёл гневный взгляд на Горчакова.
— Пока нет, государь, — развёл руками канцлер. — Узнав эту новость не более чем 30 минут тому назад, я не имел возможности продумать ни форму сообщения, ни возможные политические последствия данного трагического происшествия.
— «Политические последствия»! — перебил Александр. — Почему вы всегда говорите и думаете исключительно о политике, господа? А чувства, а разум людской — входят ли вообще эти категории в круг вашего понимания? Его высокопревосходительство вице-адмирал Эномото Такэаки, Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии в России, является, прежде прочего, моим личным другом! Вдали от своей родины, в чужой для него стране он понёс тяжкую утрату: погиб его ближайший друг и коллега. Погиб из-за мальчишества русского офицера. Причём офицера, имеющего честь быть причисленным к батальону, заслуженно пользующемуся моим особым покровительством! Это двойное преступление, господа! Фон Берг — я запомнил это имя — недавно имел дерзость явиться на приём в честь японского посланника под личиной его друга. А нынче, доподлинно зная о моём благоволении к Эномото, дерзнул поднять руку на его ближайшего помощника. Он втоптал в грязь не только доброе имя батальона, но и оскорбил меня, своего государя! Более того: своим мальчишеством Берг поставил всю Россию в крайне сложное положение, подверг опасности её будущее!
Слушая гневную филиппику Александра, Горчаков про себя дивился непостижимости логики сильных мира сего: обвинив его, канцлера, в нежелании или неумении выйти за рамки политических соображений, государь тут же перевёл преступление фон Берга в разряд политических! Однако ни возражать, ни оправдываться не следовало. И Горчаков, всем своим видом изображая позднее раскаяние, лишь вздыхал и сокрушённо качал головой.
— Исходя из обстоятельств сего злодеяния, повелеваю: принять все меры для самого быстрого розыска упомянутого фон Берга, — устало закончил Александр. — Господин генерал, вам даются самые обширные полномочия для объявления в розыск Берга. Константин!
— Слушаю, ваше величество! — немедленно и с готовностью отозвался великий князь.
— Отмени, пожалуйста, все наши сегодняшние визиты. Не до них нынче, право…
— Князь Кильдишев, — вполголоса рискнул напомнить Горчаков. — Без его полного содействия установить друзей и мотивы преступления Берга представляется маловероятным.
— Да, верно… Симеонов, — Александр повернулся к адъютанту. — Соблаговоли послать в Сапёрный лейб-гвардии батальон нарочного. Я ожидаю видеть у себя князя Кильдишева не позднее чем через два часа. Потапов, подробный доклад по делу ты сделаешь мне завтра утром. Привлечь к чрезвычайному розыску обер-полицмейстера Варшавы, полицейские силы и жандармерию всего Привисленского края и Санкт-Петербурга. Надеюсь услышать о том, что Берг схвачен и помещён в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Симеонов, не забудь подготовить высочайший указ об увольнении прапорщика фон Берга из списков личного состава батальона. Князь! А также ты, Потапов: соблаговолите принять меры к тому, чтобы японский посол господин Эномото не узнал о сем трагическом происшествии раньше, чем об этом сообщу ему я! Это мой долг, мой удел, господа… У меня всё!
* * *
Меры чрезвычайного розыска по поводу гибели секретаря японского посольства Асикага, предпринятые уже через час после высочайшего распоряжения Александра, охватили весь Северо-Запад России, губернии царства Польского, Северную столицу России и даже Москву. Спустя два с половиной часа после телеграфного уведомления министра внутренних дел Макова полторы тысячи сыщиков, вздыхая и матерясь, отложили все текущие дела и сосредоточились на этом новом.
