— Хлопотнее всего работалось варшавским «наружнякам»: именно там, на вокзале, предстояло найти следы раненого Берга. Ну и конечно, неизвестного доктора медицины, который привёз пациента на тендере паровоза и тут же бесследно исчез вместе с ним.
— Допросили более тридцати извозчиков из числа тех, кто был зарегистрирован на Бирже у Центрального вокзала Варшавы, а также носильщиков и прочий железнодорожный персонал, дежуривший в злополучный день прибытия экстренного паровоза с раненым. Установить здесь удалось немного: как выяснилось, все извозчики, узрев умирающего пассажира, перепачканного кровью с ног до головы, игнорировали призывы не менее окровавленного доктора, и умчались с вокзала, нахлёстывая своих лошадёнок. Носильщики показали, что доктору удалось подрядить для перевозки раненого какого-то сельского возчика — тот либо из милосердия, либо по глупости не успел вовремя исчезнуть с вокзала.
Пришёл черёд вторичного обхода всех больниц Варшавы и её пригородов, а также всех частнопрактикующих докторов. Поляки клялись и божились, что в глаза не видели ни пациента с полуотрубленной рукой, ни неизвестного доктора, его сопровождающего. Сыщики обошли даже нелицензированных повивальных бабок и лишённых практики эскулапов, втайне производящих аборты, — следы раненого пациента, равно как и сельского возчика, увёзшего его с вокзала, так и не были обнаружены.
Полковник Кильдишев, экстренно вызванный к Александру, по прошествии получаса вышел от государя с лицом, покрытым неровными багровыми пятнами. Вернувшись в казармы батальона, князь незамедлительно собрал всех офицеров, раскаты и переливы княжеского баса были на сей раз не столь громогласными, как это бывало обычно. Все отпуска и даже служебные командировки офицеров батальона были отменены до особого распоряжения. С полицейскими властями категорически велено было сотрудничать, и не скрывать ничего, что имело отношение к исчезнувшему прапорщику фон Бергу.
Впрочем, и в армейской среде, среди сослуживцев и друзей прапорщика, розыскной улов был невеликим. Более того, сведения о дружеских узах, связывающих Берга и японского посланника Эномото, окончательно запутали ситуацию. Удалось выяснить, что прапорщика в последнее время беспокоило подавленное настроение его японского друга. По словам сослуживцев Берга, это настроение было каким-то образом связано с секретарём посольства господином Асикага. И именно это вынудило Берга напроситься в команду батальона, выезжавшую в Швейцарию для сопровождения следующих туда на воды офицеров: желая помочь своему японскому другу, он решил проследить за Асикага в Европе.
Пролить свет на ситуацию, без сомнения, мог бы сам вице-адмирал Эномото, однако царский запрет на общение с ним был категорическим и однозначным.
Через армейских друзей Берга полицейское дознание вышло и на его невесту, Настеньку Белецкую. Но и тут сыщиков ждало разочарование: последнего письма она не получала, Берг лишь сообщил наречённой невесте о своей поездке в Швейцарию. О дружбе жениха и японского посланника девица Белецкая тоже знала в самых общих чертах.
Круг замкнулся.
Генерал Потапов, призванный идти на доклад к государю на следующее после высочайшего разноса утро, по сути дела, с пустыми руками, едва не с рассвета помчался к Горчакову.
— Помилуйте, Александр Львович! — искренне изумился тот. — У меня-то, в моей «епархии», какие могут быть новости?!
— А бог его знает, ваше сиятельство! — откровенно признался Потапов. — Тут чему угодно рад будешь, не токмо новостям! Вот, к примеру, доходят до меня слухи, что господин директор Азиатского департамента Стремоухов после последнего раунда переговоров имел с японцем некий секретный разговор. И что главным предметом сего разговора был именно господин Асикага!
— Милостивый государь! — Горчаков пулей вылетел из-за стола и подскочил к посетителю. — Что я слышу?! Должен ли я делать вывод из сказанного вами, что ваше жандармское ведомство протянуло свои щупальца и сюда, в министерство иностранных дел?
— Земля, знаете ли, слухами полнился! — уклончиво заметил Потапов. — Право, не стоит обижаться, ваше сиятельство! Общее дело нынче делаем-с! Каждый кирпичик стену пополнить может… Ведь, не приведи господь, узнает государь какую-то мелочь, от него сокрытую — всем несладко придётся!
— Ну, во-первых, последний раунд переговоров с японцами завершился около недели назад, — остывая, буркнул канцлер. — Проводил его, с нашей стороны, действительно господин Стремоухов. Однако в видах объявленного в переговорах тайм-аута, в подробностях мне доложено не было. К тому же господин Стремоухов сразу по завершению раунда срочно выехал по служебным надобностям в Данциг, на рабочую встречу с китайским посланником в Европе. Нынче к вечеру Пётр Николаевич должен возвратиться, и если вам угодно, господин генерал…
— Ещё как угодно! — с жаром подхватил Потапов. — Буду буквально счастлив составить вам с господином Стремоуховым компанию! Да вот, не угодно ли — может, поужинаем все вместе, в приличной ресторации? Введём господина директора Азиатского департамента в курс дел, вынужденно им пропущенных. А заодно и его соображения послушаем-с! Печёнкою чую, ваше сиятельство, что нынешний разговор с государем добром никак не закончится! Подробности потребуются, а их и нету!
Первым побуждением Горчаков было отказать настырному генералу в немедленной встрече со Стремоуховым. Прежде бы следовало самому вызнать все возможные подробности последней его встречи с Эномото. Однако категорический отказ мог вызвать подозрения шефа жандармов, что в свете последней явной холодности со стороны Александра мог быть чреват малопредсказуемыми последствиями. Приходилось соглашаться, уповая при этом на опыт и чутьё директора Азиатского департамента.
— Что ж, не возражаю, Александр Львович! Называйте ресторацию, занимайте там отдельный кабинет, а мы с Пётром Николаевичем и подъедем туда прямо с вокзала. Не возражаете? Ну вот и славно! Вот и славно… Ну а насчёт сегодняшней аудиенции с государем не кручиньтесь: меня-то тоже пригласили. И спрос, надо полагать, учинят не меньше вашего-с! Так что правы вы, Александр Львович! Одной верёвочкой повязаны нынче!
* * *
— Плохо, милостивые государи! Весьма плохо! — нынче Александр, как и ожидалось, был на редкость холоден и с Горчаковым, и с Потаповым. — Из услышанного мной я делаю вполне очевидный вывод: преступник не найден, следы его потеряны… Господин генерал, приходилось ли тебе слышать в последнее время ядовитые пасквили, гуляющие по столице, о бездельниках и дармоедах в голубых мундирах?
— Приходилось, ваше величество…
— Я начинаю думать, генерал, что дыма без огня, действительно, не бывает. Плохо работаете, плохо! Вполне рассчитывая на твой исчерпывающий доклад, я пригласил сегодня на три часа пополудни господина Эномото. Располагая при этом не только сообщить японскому посланнику о случившемся, принести положенные в подобных случаях официальные извинения, но и сообщить ему вполне ожидаемые новости об аресте преступника! Что же прикажете объяснить господину Эномото? Что русская полицейская власть бессильна не только оградить иностранных граждан от преступных посягательств, но и не в состоянии покарать преступников?
