Здесь же Горчаков вручил Эномото торжественное приглашение на приём, даваемый МИДом по случаю завершения русско-японских переговоров и подписанию Трактата, который войдёт в историю как Петербургский. Вице-адмиралу оставалось только поблагодарить, хотя идти на этот приём у него не было ни малейшего желания.
На этот приём в министерство иностранных дел были приглашены, разумеется, не только высший свет Санкт-Петербурга, но и все дипломаты, аккредитованные в Северной столице России.
За минувший год Эномото общался с коллегами из дипломатического корпуса эпизодически, исходя из принципа минимальной достаточности. Коллеги платили ему той же монетой: были холодно-вежливы на протокольных встречах, никогда не приглашали его в свой круг неофициального общения.
Эномото знал, что за этой холодностью скрывается не только плохо маскируемое презрение дипломатов «английского круга» к «выскочке» из какой-то далёкой и малозначимой в международной большой политике Японии. Холодностью ему мстили за явное благоволение к японскому посланнику Александра, за их частые семейные чаепития в кругу царской семьи и домашние «посиделки» с карточными «баталиями».
Исключением в этом смысле был французский посланник Адольф Ле Фло — «военная косточка», как он сам себя называл и в шутку, и всерьёз. В России дивизионный генерал Ле Фло «отбывал» уже второй посольский срок, что позволяло ему иронично подтрунивать над «надменными выскочками», уже через месяц после прибытия в Петербург считающими себя великими специалистами в славянских вопросах. Встречаясь с Эномото, француз никогда не навязывал ему своего мнения и всегда старался приободрить, если чувствовал, что коллеге-дипломату, не имеющему опыта в международной политике, приходится нелегко.
— Поздравляю, господин вице-адмирал! — первым атаку на Эномото, приблизившись к нему с бокалом шампанского, начал английский посланник лорд Лофтус. — Ваша дипломатическая победа на столь долгих переговорах с русскими войдёт в историю, не сомневаюсь! Выторговать кучу скал в Тихом океане в обмен на жалкий кусок острова, который и не на всех картах-то обозначен! Вам этот «обмен века» ничего не напоминает, господин вице-адмирал? Какую-нибудь русскую поговорку?
— Обмен шила на мыло? — улыбнулся в ответ Эномото. — Поздравляю и вас, лорд Лофтус: ваше увлечение русским фольклором доминирует над озабоченностью вашего коллеги, британского посланника в Японии Паркса! Он, если не ошибаюсь, только и делает, что оплакивает потерю Японией Южного Сахалина. А сам факт переговоров неоднократно расценивал как угрозу экономическим интересам Англии. Не подскажете ли, лорд, чего больше опасался потерять господин Паркс — шило или мыло? А может, богатейшие месторождения угля на этом острове преткновения?
Сэр Огастус Лофтус чуть заметно прищурился: такой отповеди от дипломата-«новичка» он не ожидал. Однако, не желая сдавать позиции представителя сильнейшей державы мира, тут же предпринял заход с другой стороны:
— О-о, господин вице-адмирал, моя неосведомлённость относительно природных богатств острова Сахалин простительна! Ну а как же тогда прикажете расценивать вашу осведомлённость? — лорд легонько прикоснулся краем бокала к сияющей звезде Станислава на алой ленте, пересекающей наискосок мундир вице-адмирала. — Посчитает ли правительство Японии эту награду достойной платой за потерянный сахалинский уголь? Простит ли оно вас, господин Эномото?
Английский посланник явно нарывался на скандал. Словно почувствовав сгущающуюся обстановку, рядом тут же возник Горчаков — сразу же затмив сиянием многочисленных знаков орденов единственную награду Эномото.
— Ну-те, господа дипломаты! А не освежить ли нам бокалы? — канцлер сделал еле заметный жест, и рядом тут же возник официант с серебряным подносом. — Прошу, господа! Но не помешал ли я вашей беседе, сэр Лофтус? Господин вице-адмирал?
— О, ничего особенного, ваше сиятельство! — поторопился опередить оппонента Эномото. — Мы говорили о поразительном сходстве природы каменного угля и сверкающего алмаза.
Лофтус посмотрел на Эномото с вялым интересом:
— А вы сильны и в химии, ваше высокопревосходительство?
— Чуть хуже, чем в поэзии, лорд Лофтус, — слегка поклонился Эномото. — Помните ли вы давний поэтический спор между Алмазом и Углём? Позвольте напомнить:
— Браво, браво, господин вице-адмирал! — сэр Лофтус, не выпуская бокала из левой руки, изобразил аплодисменты. — Вы опасный противник в споре, и мне пора отступать!
— Британцы отступают? — шутливо ужаснулся американский посланник Джордж Боукер, подходя к спорщикам со своим бокалом, очевидно, далеко не первым. — Сэр Лофтус, верить ли мне своим ушам?
— В России приходится верить всему, — усмехнулся Лофтус.
— Моё почтение, ваше сиятельство, господин канцлер! — Боукер с поворота поклонился Горчакову, тряхнул кудряшками редеющих волос, обрамляющих сверкающую лысину. — Моё почтение, господин вице-адмирал Эномото! Хотел бы поздравить вас с дипломатической победой — однако всё моё естество против! Почему ваши парни из правительства просто не купили этот остров, как мы в своё время Аляску, сэр? Наши русские друзья не слишком дорожат своими обширными территориями!
Теперь настал черёд багроветь Горчакову. Ткнув своим бокалом в подоконник и едва не разбив его, канцлер схватился за спасительные очки и приготовился дать американцу отпор. Однако Эномото сделал шаг вперёд, извиняющее кивнул канцлеру и ответил за него:
— Мне не стыдно признать, господин посланник, что нынче Япония слишком бедна, чтобы заплатить России за Сахалин достойную цену.
— О-о, какие пустяки! Америка готова была помочь вам в этом, разве вы не слышали об этом, господин вице-адмирал?
— Слышал, разумеется! Я даже знаю условия, на которых ваша страна готова была предоставить моей кредит — что-то вроде сыра в мышеловке, если мне будет позволено в разговоре с поэтом
[79] использовать басенный образ!
— Ха-ха-ха! Имеете в виду Лафонтена, сэр?
— Вообще-то я имел в виду басню русского поэта Ивана Крылова, — невозмутимо поправил Эномото. — К сожалению, он не дожил до нынешних дней — иначе, уверен, непременно написал бы басню о неблагодарной памяти людей, чья земля была спасена далёким другом, приславшим им на выручку сразу две флотилии кораблей. Тогда эскадра захватчика, по-моему, отступила
[80] — вы не помните финала этой истории, сэр Лофтус.
Что-то пробормотав, американец и англичанин обменялись отнюдь не дружелюбными взглядами и ретировались в разные стороны.
