– Уверены?
– А ты?
Ее губы дернулись в дерзкой усмешке, увидеть которую еще раз желания у него не возникло. Вскоре лопата ударилась об останки надсмотрщика, и Джонни, как и остальные, пережил несколько неприятных мгновений. От гроба осталось практически лишь темное пятно в земле, кости перемешались. Джонни увидел зубы, клочья волос…
– Ха. Я же говорила. Мы проверяли этот гроб, когда я была молодая.
– Вы его вскрывали?
– Да. То, что оставалось.
– А ниже смотрели? – Старуха резко выдохнула, и Джонни выпрямился и показал на шею. – Камень. Что он собой представляет?
– Ты его видел?
– Во сне. – Джонни не стал говорить, что вроде бы видел камень еще и в лесу. – Больше копать не буду, пока не расскажете всё.
– Леон… – Она показала на яму, но Джонни выставил лопату, как оружие.
– Ты же слышал, Леон. Сделка есть сделка. Она обещала ответить на все мои вопросы.
– Леон, вытащи его из чертовой ямы.
Джонни покачал головой.
– Камень. Что это такое?
– Леон! – рявкнула Вердина, но тот поднял руки и отступил в сторону. Старуха посмотрела на него так, будто хотела убить взглядом, но потом все же кивнула: – Это не камень.
– Вы лжете.
– Он полый и очень древний. И он не просто камень, а нечто большее.
– Хорошо. Продолжайте.
Вердина осклабилась, но ни на Джонни, ни на Леона это не произвело должного впечатления.
– На древнем языке камень называется фенги. Моя мать называла его камнем души.
– Что он делает?
– То самое и делает, глупый ты мальчишка. Хранит душу.
– Чью?
– Первого из нас.
– Первого из вашей семьи?
– Первой женщины. Массасси. Женщины в моей семье хранили его на протяжении тысячи жизней, передавали от матери к дочери, поддерживая непрерывную цепь.
– Камень принесла Айна?
– Не произноси ее имя так, будто знаешь ее.
Джонни попытался представить такое – и не смог.
Тысячи жизней…
– Здесь камня нет. Ты не найдешь его.
Джонни думал, что правда сломает ее, но ошибся – и понял свою ошибку по кривой ухмылке и злобному блеску в ее глазах.
– Выкопай мне ее, а твое невыносимое, оскорбительное невежество мы оставим без внимания.
Джонни взглянул на Джека, потом повернулся, взял лопату и начал копать. Нависнув над могилой, Вердина смотрела, как он убирает кости и зубы надсмотрщика. Углубившись дюймов на десять, Джонни отставил лопату и принялся разгребать землю руками. Пыль и комочки глины липли к коже, и в какой-то момент ему вспомнился сон: вкус и давление земли, ощущения погребенного заживо.
– Ну что?
Но душой и телом Джонни был там, в темном и тесном месте. Подгребая землю под себя, он уходил все глубже, пока не коснулся чего-то и от неожиданности отпрянул.
– Господи…
– Что такое?
– Тепло.
– Это она! Подними ее оттуда!
Джонни не шелохнулся. Присмотревшись, он увидел сустав пальца, сломанный ноготь.
– Леон, – подала голос Вердина.
– Нет, не надо. – Джонни поднял предостерегающе руку. – Вы можете нечаянно повредить ее.
– Она жива?
Джонни посмотрел на Кри, которая, обхватив себя руками, стояла на коленях у могилы. Судя по выражению лица, девушка чувствовала то же, что и он: панику, удушье, ужас. Он еще на секунду задержал на ней взгляд…
И в этот момент палец в земле пошевелился.
* * *
Для Кри это было уже чересчур. Сколько раз она переживала во сне этот запах земли во рту? Сколько раз видела это лицо и бездонную яму? Палец шевельнулся снова, и Кри поняла: да, это Айна, живая. Там, в этой теплой, склизкой красной земле.
Столько лет…
Она отвернулась, и ее вырвало в траву.
– Как такое может быть?
Ее шепот никто не услышал. На нее никто не смотрел. До нее никому не было дела. Стоя на четвереньках, она рискнула бросить в яму еще один взгляд.
Сломанный ноготь.
И не один. Сломаны были все ногти.
* * *
Разделить останки и землю оказалось не так-то просто.
Тело, как он называл это для себя, напоминало пугало. Одежда сгнила. Волосы спутались в бесформенный комок, похожий на измазанный глиной и слизью корень. Осторожно, как горшечник, пользуясь только кончиками пальцев, Джонни очистил локоть, лопатку, ухо. Женщина лежала на боку, и он продолжил работу с той же осторожностью, потому что кожа могла порваться даже от легкого прикосновения. Того, что сохранилось, оказалось на удивление мало, так что даже фраза кожа да кости была бы в данном случае сильным преувеличением.
– Ну же! Поднимай ее!
Но Джонни не торопился. Откопав одну ногу, он пошел вдоль нее и обнаружил вторую, слегка согнутую в колене. Дальше проследовал по спине, перебираясь от позвонка к позвонку, и, очистив нижнюю руку, увидел, что пальцы ухватились за корень висельного дерева.
– Что она держит?
Джонни не ответил. Освободив с величайшей осторожностью все пять пальцев, он ощутил перемену даже раньше, чем понял ее.
Один глаз был открыт.
От неожиданности Джонни подался назад, глядя в безумный темный зрачок, окруженный пожелтевшим белком. Слепа она или зряча? В сознании или нет? Половина ее лица оставалась в земле, как и бо́льшая часть левой стороны тела.
– Господи… Боже мой… – выдохнул Джек, но Джонни даже не поднял головы. Налитый кровью, как будто слезящийся глаз смотрел на него в упор. Джонни снял рубашку и очистил от грязи губы, потом раскопал остальное и по мере возможности укрыл останки.
– Леон, давай поднимем ее.
Леон опустился на колени у края ямы. Джонни поднял тело.
Она была легкой, как пушинка.
Пучок хвороста.
* * *
Из темницы своего сознания Луана наблюдала за всем, что происходит: как достают из ямы жалкие останки, как вылезает сам Джонни. Айну положили на землю, и Луана увидела черный язык и пеньки зубов. Жившие в Пустоши женщины искали ее почти двести лет, и Луана считала их старыми дурами, запутавшимися в нелепых верованиях.
Оказалось, ошибались не они.
Пальцы шевелились. Желтый глаз закатился, потом остановился на Луане, и ее захлестнула сильнейшая волна ненависти и безумия. Она ненавидела все и всех, людей, жизнь и мир, обрекший ее на вечное заточение в земле. Ненависть шла волнами и шипом вонзалась Луане в мозг. Возможно ли, чтобы такая ненависть не поглотила себя саму? Возможно ли, что Айна выжила? Ответ на вопросы Луана слышала в голосе бабушки. Она носила камень долгие годы, на шее и в руке, а потом прятала в том месте, где может спрятать что-то только женщина. Все это Луана поняла в миг озарения. Айна держалась за счет камня, дерева, всей живности в земле вокруг нее. Она высасывала из мира соки… ради чего? Ненависти? Презрения? Безумия? Какая чудовищная сила так долго поддерживала эту жизнь? Или все это время Айна хотела умереть? Желала ли она покончить с таким существованием, но не могла достичь цели?
