– Ты уверен, что это Бойд?
– Да. Увы.
– Расскажи, что именно случилось.
Джонни повторил свою историю. Как услышал выстрел. Как отыскал тело и пошел по следу.
– Это всё? – спросил Хант, когда он закончил.
– То же я и шерифу сказал.
Клайд отошел. Вернулся.
– Шериф не может не принимать во внимание твои с Бойдом стычки.
– Я, когда ему звонил, все понимал. Послушай, я не сделал ничего плохого.
– Тебе нужен адвокат.
– Я ничего не нарушил.
– Черт возьми, Джонни… Дело же не в этом. – Клайд прошелся взад-вперед, думая о жене, об аресте, об этом парне, которого любил как сына.
– Надо идти, – сказал Джонни. – Иначе там ничего не останется.
* * *
Дорога заняла два часа. Засевшее в плечах шерифа напряжение так там и осталось.
– Он мог бы и не звонить нам. Просто прошел бы мимо и оставил тело как есть.
– Устал я, Клайд, от этого разговора.
Устали все. После того как Джонни бросил «бомбу», они еще час ждали, пока соберутся помощники. Шериф объяснил причину задержки просто и ясно:
– Один я с ним в лес не пойду. Всё, больше говорить не о чем.
Такое отношение шефа передалось, разумеется, и его людям. Даже судмедэксперт поглядывал на Джонни косо.
– Уиллард…
– Я же сказал, помолчи.
И дальше в таком же духе. Джонни – враг, а раз так, то и Клайд тоже. Двухчасовая прогулка по болоту настроение не улучшила. Под ногами битый камень да грязь. Насекомые домогались всех, кроме Джонни.
– Тут впереди лагерь. – Мерримон убрал свисающие сверху стебли, и небольшой отряд выбрался на сухую землю. – Я обыскал. Ничего особенного.
– Ты нарушил целостность места преступления?
Джонни посветил в лицо шерифу.
– Я ничего там не нарушал.
– Ты бы, сынок, фонарик-то отвернул.
Джонни выждал еще секунду, потом опустил руку.
– Еще полмили – и будет ваш труп.
Оставив в лагере двух помощников, шериф последовал за ним вглубь болота. Джонни все это не нравилось: шум, неприязненные взгляды, чужие, невежественные люди. Он слышал их, даже когда они шептались.
Ну и дыра.
И кому только захочется здесь жить?
– Ты в порядке?
Джонни не ответил на вопрос отчима.
– А ты? – спросил он, и его вопрос вовсе не был риторическим. Джонни чувствовал недовольство Клайда и мог представить, какие вопросы крутятся в его голове.
Зачем парню вот это все?
Да нормальный ли он?
– Вот и ваш мертвец.
Джонни остановился у края поляны и направил луч фонарика на останки Уильяма Бойда. Над телом зашуршали черные крылья. В полосе света мелькнули желтые глаза.
– Бог ты мой… – Помощник шерифа перекрестился.
Еще несколько лучей выхватили из темноты труп и тех, кто собрался попировать на нем.
– А ну пошли! Фу! – закричал и замахал руками шериф.
Две или три птицы тяжело оторвались от тела, но койоты не двинулись с места и, задрав окровавленные морды, обнажили желтые зубы. Один продолжил что-то грызть.
Шериф вытащил из кобуры револьвер и выпустил три пули в глинистый берег шагах в двадцати от места. Стервятники бросились в стороны. Шериф шумно выдохнул.
– О’кей, джентльмены. Давайте-ка посмотрим, что там осталось от бедолаги.
Как оказалось, пощипали его изрядно. Двое помощников не выдержали зрелища, и их вырвало. Даже многое повидавший медэксперт накрыл ладонью рот.
– Успокойтесь, – призвал шериф. – Даем сюда побольше света и занимаемся своей работой. Хэнкинс, Мартинес, поехали, ребята. – Тело осветили всеми доступными средствами, и шериф опустился рядом с ним на корточки. Лицо пострадало сильно, но кое-что осталось. – Это Бойд, точно. Мистер Мерримон, вы в таком виде его нашли? Я не имею в виду стервятников. Я говорю о местоположении, одежде, позе. Что-то изменилось?
– Я его передвинул, – сказал Джонни.
– Ты… что?
– Когда я нашел Бойда, у него ноги были в воде. Кровь привлекла бы больше стервятников. Мне показалось, что лучше его передвинуть.
– То есть ты дважды вмешался в картину места преступления.
– Я дважды поступил правильно. Трижды, если учесть, что вообще позвонил вам.
– Вот что я тебе скажу. – Шериф выпрямился, развел плечи и постарался придать себе угрожающий вид. – Отойди-ка вон туда и не путайся у меня под ногами.
– Вы со мной закончили?
– Сынок, я даже не начинал.
– Тело у вас. Выход сами найдете.
– У меня есть еще вопросы.
– А у меня нет ответов.
– Отойди вон туда и подожди.
– Так я арестован?
– Живо! Вон туда!
За перепалкой наблюдали все, поэтому Джонни сдержался и, ничем не выдав злость, отошел в сторонку, а когда к нему присоединился Клайд, задал единственный вопрос, который имел значение в этой ситуации:
– Я арестован или нет?
– Нет, не арестован, но не спорь с ним. Я постараюсь сделать, что смогу.
Клайд хотел как лучше, но у Джонни были свои соображения на этот счет. Лучше – это тишина и покой. Лучше – это палец на пульсе Пустоши. Он задержался еще на минутку – чтобы успокоить Клайда, – а потом бесшумно, как призрак, ускользнул в ночь.
Джонни успел пройти милю, прежде чем его отсутствие заметили.
Глава 13
В высоком здании в большом городе Кри снилось болото. Ни кровати, ни спальни, ни фанерной двери, ни света из города за стеклом – ничего. Она была в темноте, в каком-то тесном пространстве, бездвижная в воздухе, пахнущем землей, смертью и гниющим деревом. Пошевелишься – и пространство сожмется. Откроешь рот – он заполнится землей. Она кричала во сне, но держать форму не в природе сна. Кри слышала доносящийся откуда-то издалека шум дождя, чувствовала дыхание тепла, движение мира. Она была в земле и была землей, а во сне еще и поднималась над ней.
Глядя с высоты, Кри видела болото, но не такое, каким оно было сейчас. Она видела его до повешенья рабов и после пожаров. Видела людей, которые жили, умирали и сходили в могилу, мужчин с широкими спинами, женщин с широкими бедрами и их крепких, голосистых младенцев. Она видела невзгоды, лишения и радости, огородников и охотников, страхи и неудачи, а еще старух со своими секретами. Она видела все, но с ней было то же, что и с теми, кто, ощутив однажды яркий взрыв вкуса, остается потом с гаснущим воспоминанием, пустотой и неизбывным желанием. Однако сон ничего не давал даром. Он нес ее между деревьями и над черной водой, и, рожденный в полете, ее всю наполнял страх, всепроникающий, физический, омерзительный страх. Она снова вскрикнула от ужаса, и из далекой тьмы донеслись слова: «Ценой всегда была боль».
