Домой Джек вернулся к четырем, немного запыхавшись. Приняв душ, надел легкий костюм из сирсакера и розовый галстук-бабочку. Ради Джонни можно не стараться, но Кэтрин Мерримон занимала в сердце Джека особое место. Когда его мать окончательно уступила мстительности, злобе и религиозному рвению заклинателя змей, Кэтрин, несмотря на свою потерю, заполнила возникшую пустоту. Она держала его за руку темными ночами, убеждала пойти в колледж, а потом – в школу права, воспользоваться шансом на будущее. Розовый был ее любимым цветом.
Следующие полчаса Джек метался по квартире в поисках подарочного пакета и папиросной бумаги, чтобы завернуть бутылку. Кэтрин предпочитала красное, но куплено было также и белое. В 4:59 он налил себе ледяного чая. Минутой позже в дверь позвонили. Джек открыл дверь и, ошеломленный, попятился.
– Господи… Как… Ты выглядишь… вот дерьмо.
Он и сам не знал, что ожидал увидеть. Усталые желтоватые глаза. Темные круги. При их последней встрече Джонни выглядел анемичным, как после долгой болезни. Теперь же… Теперь он просто светился.
– «Вудфорд резерв» – тебе. – Джонни поднял бутылку и переступил порог. Джек послушно взял бурбон.
– Какого черта, дружище?
– Что?
Джек поставил бутылку на стол.
– Ты так выглядишь, будто два месяца в круизе отдыхал.
– Ванна… целый день вдали от тюрьмы. – Джонни ткнул пальцем в бутылку. – Откроешь?
– А?.. Да, да. Конечно.
Согласился Джек лишь потому, что хотел выиграть время. Пройдя на кухню, он насыпал в стаканы кубики льда, налил бурбон и вернулся в комнату. Джонни так и не сел.
– Поднимемся на крышу?
– Жарко.
– Там есть тень.
Джонни вышел первым, Джек за ним. В тени соседнего здания они нашли местечко у парапетной стены. Друзья чокнулись, и Джонни предложил тост.
– За судмедэксперта округа Рейвен.
Он выпил. Джек пить не стал. Кое-что ему не нравилось.
– Как ты узнал?
Джонни сделал еще глоток и усмехнулся.
– Точно так же, как объяснил шерифу. Услышал выстрел, нашел тело. – Джек покачал головой, но Джонни словно и не заметил. – Знаю, обнаружить стрелка по единственному выстрелу на расстоянии в три мили…
– Невозможно.
Глаза Джонни блеснули над краем стакана.
– Возможно, если знаешь местность.
– Я даже не об этом спрашивал.
– Тогда о чем?
– Когда я пришел за тобой на болото, ты совсем не беспокоился из-за того, что тебя могут задержать, что тебе могут предъявить обвинение. Сказал, что выйдешь на следующий день. Как ты узнал, что шерифу придется тебя освободить?
– Я посмотрел на тело…
– И что? Посмотрел и все узнал? Вот так просто? – Голос Джека зазвучал громче, чем ему хотелось бы. – Посмотрел на труп и понял, что никто не признает тебя способным на убийство?
– Ну да, что-то вроде этого.
– И все-таки?
– Многое не сходилось. Сломанные кости. Повреждения. Ничего этого я не смог бы.
Джек отвернулся. На крыше здания по другую сторону улицы растянулись желтые огоньки.
– И тебя не беспокоит, что человек так пострадал?
– Это дикая природа. В дикой природе люди иногда умирают.
– Да, умирают. От случайного выстрела, болезни, по неосторожности. Уильям Бойд умер не от голода. И никакой зверь на него не нападал. И ни в какую яму он не сваливался.
– На самом деле мы не знаем, что случилось. Ведь так?
– Ты видел отчет о вскрытии?
– А ты?
Джек поставил стакан на стену и обеими руками ухватился за теплый бетон. Джонни стоял рядом в расслабленной позе. Как ни в чем ни бывало. Джека это бесило.
– Здесь что-то не то. Говорю тебе. У меня плохое предчувствие.
– У меня никакого предчувствия нет.
– Больно уж оно тебе нравится, это болото.
– Ерунду ты говоришь.
– Тогда объясни мне все попроще, как ребенку. Расскажи, как нашел тело. Нет, серьезно. Почему оно так тебе понравилось, это место? И как ты все узнал?
Молчание затянулось. Вечер выдался мягкий и нежный, едва шевелился ленивый ветерок. Джонни наконец заговорил, но настороженность в его глазах осталась, и голос прозвучал слишком спокойно и тихо.
– Думаю, нам пора идти.
– Еще рано.
– Значит, пойдем рано. – Джонни взмахнул рукой, и нерастаявшие кубики льда улетели в переулок.
– Серьезно? Вот так, да?
Промчавшийся между ними ветерок будто дохнул холодом, но уже в следующую секунду Джонни обхватил Джека за шею и привлек к себе.
– Знаешь, ты бываешь редкостным занудой. – Джек промолчал, и Джонни, словно что-то поняв, кивнул и усмехнулся. – Я тебя когда-нибудь подводил?
– Нет.
– Обещал и не выполнял?
– Нет. И ты знаешь это не хуже меня.
– Ну так идем. – Джонни еще стиснул друга и рассмеялся. – Веселей. Я знаю, что делаю.
Еще день назад Джек поддался бы этому настроению, сильной руке и смеху друга, жару нагретой крыши и общей памяти. Он бы тоже рассмеялся и сказал: «Время у нас есть, давай выпьем еще по одной». Они бы выпили – и не по одной, – смакуя каждый глоток, а потом отправились обедать, свободные от сомнений, молодые, уверенно идущие по миру. Этого хотел бы Джек, и это было бы для него самым дорогим, кроме, разве что, воздуха в легких. Сколько он помнил, они всегда были лучшими друзьями, более близкими, чем братья. Мысль эта поддерживала его, пока они спускались из квартиры на улицу. Джонни был всегда, и всегда оставалось неизменным. Тот мальчишка, что еще жил в нем, хотел в это верить, но мужчина, которым он стал, знал лучше. Смех друга звучал фальшиво, и вечер будет таким же.
Ни Джек, ни Джонни не заметили «Эскалейд» на другой стороне улицы.
Глава 17
На первый взгляд обед удался, все прошло замечательно. Жара к вечеру спала, и стол накрыли в саду, в окружении кустов гортензии, степной розы и барвинка. Тихое, хорошо знакомое место; компания, в которой каждый любит каждого. Отчим, мать, друг – различия значили так мало… Вот только Джек держался тихо, и Джонни старался по возможности не выпускать его из виду. Лицо друга он знал не хуже, чем свое собственное: неуверенная улыбка, восхищение в глазах, когда он смотрел на мать Джонни. Они так долго были одной семьей, что взгляды стали чем-то вроде языка и молчание редко бывало неловким.
На этот раз Джек как будто настроился исключительно на Джонни. Когда тот начинал говорить, Джек принимался рассматривать деревья. Когда разговор заходил о Пустоши, он, извинившись, покидал компанию. И по-настоящему оживился только однажды, когда Кэтрин поинтересовалась, как сын провел время в тюрьме.
