Девушка замерла.
– Где вы это взяли?
Джек просунул рисунок в щель, она его взяла.
– Вы это когда-нибудь видели?
Она перевела взгляд с листка на лицо Джека, и когда заговорила, в ее голосе звучала ложь.
– Нет, – сказала она. – Я никогда не видела это место.
– Вы уверены?
– Уверена, – ответила она и захлопнула дверь.
* * *
Потом Кри долго стояла и смотрела на рисунок, а адвокат стучал в дверь, и с той стороны слабо слышался его голос: «Простите… Послушайте…»
В конце концов он ушел, но Кри все стояла, вспоминая детство, бабушку и зимний день. Небо затянули тяжелые облака, падали первые хлопья снега. Кри ушла гулять, а это не разрешалось. Ей было пять лет…
* * *
– Привет, детка.
Кри замерла, держась за изгиб ствола. Она стояла в зарослях ежевики, там, где тропинка сворачивает налево. Было холодно, и из носа у нее текло, но пальцы в варежках, связанных двоюродной бабушкой, не мерзли. Она никогда не уходила из деревни одна и, как все дети, понимала, что за скупой сдержанной улыбкой бабушки таится недовольство.
– Ты на меня сердишься? – спросила Кри.
– Да, немного. – Бабушка вышла из-за дерева. – Совсем чуть-чуть. Я тоже уходила бродить, когда была маленькая.
– Мне жаль, – сказала Кри.
– Жаль, что нарушила правила, или жаль, что попалась?
– И то и другое, бабушка.
– Назови мне правила для маленьких девочек.
– В деревне безопасно, а в лесу нет.
– Когда ты можешь уходить из деревни?
– Только когда ты разрешишь.
Бабушка опустилась на коленки и посмотрела так, как смотрят старые люди.
– Когда повзрослеешь, все изменится.
– А когда я повзрослею?
– Когда узнаешь достаточно, чтобы остаться в живых. Когда станешь сильней.
Именно улыбка бабушки подтолкнула Кри к прогулке в одиночку. Терпеливая, но веселая, добрая и одновременно не очень.
– Хочешь выучить первый урок? – спросила бабушка, и Кри, внезапно испугавшись, кивнула. – Возьми меня за руку. – Они свернули от деревни и пошли по тропинке, плутавшей между деревьев. – Ты счастлива здесь?
– Да, мэм.
– Благонамеренная ложь. Это тоже нормально. Скажи мне, чего тебе больше всего не хватает? Матери? – Кри смотрела вниз, стыдясь признаться, что сильно скучает по игрушкам, своей кроватке и маленькой девочке, жившей по соседству. Бабушка распознала затруднение и сжала ее ладошку. – Что тебе больше нравится в Хаш Арбор?
– Животные.
– Как насчет людей? – Кри пожала плечами. Людей здесь жило мало, детей не было. Время она проводила с бабушкой в ее домике. – Все нормально, – сказала бабушка. – Ты заставляешь их нервничать. Вот и всё. Я их тоже нервирую.
– Почему?
– Они думают, что мы кое в чем разбираемся.
– А мы разбираемся?
– Кое в чем – да. А еще они боятся.
– Чего?
– Некоторые боятся внешнего мира. Он такой большой и непохожий… Им известна только такая жизнь. Другие боятся того, что живет в болоте. Третьи – того, что погребено под ним.
– А что под ним? – спросила Кри.
– Тоже узнаешь, когда подрастешь.
Кри размышляла над тем, что услышала. Кроме старухи в деревне жили еще двенадцать человек. Когда-то было больше. Кри видела пустые дома, старые амбары. Как раз на прошлой неделе уехал молодой мужчина – сказал, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Отъезд сопровождался воплями и рыданиями, и Кри тоже чего-то испугалась. Однако на следующий день о молодом человеке никто не вспоминал. Люди работали на огородах, потом резали свинью; бабушка один раз грустно улыбнулась и подмигнула Кри.
Пока они шли, снегопад усилился. Хлопья цеплялись за ресницы Кри и таяли на носу.
– Ты боишься, как остальные? – спросила она.
– Нет, – ответила бабушка. – Давно не боюсь.
– Это ты оберегаешь поселок?
– Отчасти. Есть еще моя мать. Ты хотела бы когда-нибудь нам помочь?
– Да, мэм.
Тропинка закончилась у поляны; бабушка снова опустилась на колени, притянула Кри поближе и указала на открывшуюся поляну.
– Итак, твой первый урок. Ты никогда не должна ходить туда. Не ближе вот этого самого места. Даже когда подрастешь. Ты понимаешь?
Кри торжественно кивнула.
– Я никогда туда не пойду.
– Обещай мне.
– Обещаю.
– Хорошая девочка. – Костлявые пальцы стиснули ее ладонь. – Скоро стемнеет. Хочешь теплого молока?
– Да, мэм.
– Ладно. Значит, ты, я и теплое молоко у огня. Возможно, даже немного шоколада.
– Мне нравится шоколад.
– Всем маленьким девочкам нравится.
Бабушка встала и снова взяла Кри за руку. Они повернули к деревне, но перед этим Кри в последний раз взглянула на поляну. Красиво, подумала она.
Водопад на сером утесе.
Забавное дерево наверху.
* * *
Все это воскресил в памяти рисунок. Как точно он передал безысходность, которой веяло от этого места зимой… Давящее небо. Пустота пространства. То ли от усталости, то ли из-за воспоминаний Кри заплакала, усевшись на низенький диван, покрытый пятнами и подпалинами от сигарет. После того дня с бабушкой жизнь стала как-то богаче. Между ними возникли узы, связь, выражавшаяся в улыбках, понимающих взглядах и ожиданиях. «В этом мире есть тайны, – намекала ей бабушка, – и мы рождены, чтобы хранить их».
А на что похожа жизнь Кри теперь?
Сколько она потеряла, когда бабушка в конце концов умерла?
Разглаживая рисунок на коленях, Кри чувствовала худобу своих ног. Руки у нее тоже стали тонкими. Не было ни аппетита, ни сил. Сколько еще она может не спать? Какой сон ей приснится, если она уснет?
Бабушка…
Прижав рисунок к груди, Кри свернулась на диване.
Если б только бабушка была жива.
Если б только Кри могла просто поспать.
Глава 27
Выехав из Пустоши, Джонни несколько миль ехал по пустынной дороге. Старый мопед тарахтел на скорости тридцать миль в час, лысые покрышки скользили на асфальте, в воздухе пахло горелым маслом и горячим металлом. После сна про Джона Мерримона уезжать со своей земли было особенно трудно, но сегодня пришлось. Ему требовалось кое-что увидеть, опуститься на колени и дотронуться.
