Бабушка тоже плакала, поэтому Кри забралась в постель и прижалась щекой к слабеющему сердцу. Девочка слышала, что оно бьется все медленней в иссохшей груди. Ладонь бабушки легла на головку Кри.
– Прости, – сказала старушка. – Я надеялась научить тебя большему, хотела сделать сильной…
* * *
Сидя на кухне, Кри качала головой.
– Я не хочу ее рассказывать.
– Но ты помнишь?
– Помню, – ответила Кри и, окинув старуху свежим взглядом, увидела, что она ничем не похожа на любимую бабушку. Взгляд слишком цепкий, губы сжаты в жесткую линию. – Зачем вы пришли на самом деле?
– Затем, что ты последняя в своем роду, и потому, что ты не понимаешь, какое значение имеют сны.
– Так расскажите.
Старуха прищурилась и кивнула.
– Бабушка говорила тебе, что ты особенная…
– Хватит о моей бабушке. Говорите, чего вы хотите.
Вердина снова кивнула, но не успела открыть рот, как в другой комнате поднялся переполох. Хлопнула дверь.
– Какого черта тут делается? – кричала мать.
Кри выходила из-за угла, когда сумки ударились о пол и покупки рассыпались.
– Что вы делаете в моем доме? Убирайтесь! – Леон развел ручищи, но Луана Фримантл не испугалась. Увидев старуху, она указала на нее пальцем. – Я говорила держаться подальше от моей дочери?
– Мы просто беседуем, Луана.
– С тобой никогда ничего не бывает «просто». Убирайтесь из моего дома! Оба! Кри, ступай в свою комнату.
– Я еще не закончила с твоей дочерью, – возразила Вердина. – Мне нужно еще несколько минут.
– Нет. Ни в коем случае.
– Леон, будь добр, задержи Луану в этой комнате. Кри, вернемся на кухню…
– Ты никуда с ней не пойдешь, Кри!
– Идем, детка. У тебя есть вопросы. У меня есть ответы.
Голос ее звучал мягко, улыбка звала за собой. Кри посмотрела на мать и увидела искаженное паникой лицо. Одними губами мать произнесла «нет», но Кри уже поворачивалась к кухне.
– Проклятие, она моя дочь! Ты не можешь ее уводить!
Вердина небрежно подняла руку, и Кри пошла за ней, как на привязи. Она была истощена, больна, двигалась словно в тумане или во сне: ее вела худенькая женщина, маленькая и согбенная, которая скорее плыла, чем шла, и ее поднятая рука. В каком-то закоулке сознания Кри зазвучали слова истощение, голод, галлюцинации, но навалившееся оцепенение было прекрасно, потому что ей так хотелось, чтобы это оказалось сном. Оглянувшись у кухонной двери, она увидела мать в том же странном мареве, но в руках та держала револьвер, и это тоже не могло быть явью. Однако пистолет плюнул дымом и огнем. Пуля впилась в стену, и все замерли.
– Это предупредительный.
Револьвер казался маленьким, но все уставились на него. Вердина стояла, не шевелясь.
– Это всего лишь двадцать второй, – сказал Леон.
– Двадцать второй «магнум». И я промахнулась нарочно.
– Зачем тебе револьвер? – спросила Вердина.
– Затем, что я не дура. А теперь я хочу, чтобы ты ушла и никогда не возвращалась. Кри, иди в свою комнату и оставайся там. – Кри не двигалась. Не шевелилась и Вердина. – Я убью тебя, – предупредила Луана. – Убью на месте, не задумываясь. И не надейся, что я этого не сделаю.
– Девочка имеет право выбирать, знать ей правду или нет. Это право у нее с рождения, как и у тебя.
– Только с моего согласия.
– Значит, ты все еще слаба? Все бегаешь… Все боишься…
– Я рада, что уехала.
– В самом деле? Даже теперь?
Возможно, она имела в виду квартиру, нищету, отсутствие цели. Кри так и не узнала это, потому что здоровяк рванулся к револьверу, а ее мать снова выстрелила и сделала дырку у него в груди. Она получилась совсем маленькая, и крови вытекло немного. Луана держала палец на спусковом крючке.
– В девяти кварталах к востоку есть больница.
Леон посмотрел на Вердину. Кровь потекла обильнее, его лицо дрогнуло от боли. Он покачнулся, но Вердина не сводила взгляда с Луаны.
– Собралась наконец с духом, да?
– Убирайтесь.
– Это важнее тебя, важнее любого из нас.
– Тебе не отнять мою дочь.
– Сто семьдесят лет. Ты это почувствовала.
– Я почувствовала, как это разрушило мою жизнь. – Она навела револьвер на Вердину, но старуха схватила Кри за запястье и с неожиданной силой притянула к себе. Кри ощутила запах дыма от ее одежд, и сама она пахла, как бабушка, – старой кожей и сухой листвой.
– Твоя мать боится, – сказала Вердина.
– Вы делаете мне больно.
– Когда ты снова заснешь – а ты заснешь, – я хочу, чтобы тебе приснилась Айна.
– Отпусти ее, Вердина!
Но старуха не слушала.
– Думай о ее имени, когда будешь засыпать…
– Черт побери, Вердина!..
– Вспоминай ее историю, и это запомни тоже. – Она придвинулась так близко, что тонкие сухие губы коснулись уха Кри. – Она хочет, чтобы ты поняла, детка. Она хочет, чтобы ее нашли.
* * *
Потом они ушли, и для Кри мир утратил всякий смысл. Она всегда ненавидела эту квартиру. Теперь здесь пахло кровью, дымом и жжеными спичками. И мать стала совсем другой.
– Как ты могла? – спросила Кри.
– Я тебя уже однажды отпустила. – Луана заперла дверь в коридор, положила револьвер на стол. – Больше этого не сделаю.
– Она хотела поговорить про бабушку.
– И про сны, и про Хаш Арбор, и про то, что только она может помочь тебе. Вердина не делает ничего, что плохо для Вердины. Вытворяет такое, что ты и представить себе не можешь.
Кри бросилась на диван. Она устала и запуталась, а тут еще мать открылась с неожиданной стороны.
– Она пойдет в полицию?
– К чужакам? Нет.
– А как же выстрелы?
– В этом здании стреляют не в первый раз и не в последний.
– Она хочет, чтобы мне приснилась Айна.
– Ты не станешь этого делать.
– Рано или поздно мне придется уснуть.
– Значит, мы уедем раньше, чем это случится. Далеко. В другую страну, если будет нужно.
– На какие деньги?
Неожиданно лицо Луаны смягчилось. Она опустилась на колени, взяла Кри за руку.
– Не соблазняйся снами Вердины, не поддавайся на уговоры о своем праве рождения. Хаш Арбор – это опухоль. Пустошь питается жизнями. – Мать стиснула ладони Кри. – Просто поверь мне, пожалуйста. Эта женщина тебе не друг.
