– Она была подругой бабушки?
– Твоя бабушка никогда не любила Вердину. Она прогнала ее, наказала за ложь и жадность, за ее черное сердце. Тебе лучше запомнить это. Вердина Фримантл – это зло. Ты слышишь меня? Проклятое чистое зло. Она пойдет на все, лишь бы заполучить желаемое. Наговорит чего угодно, любую ложь.
Кри достала из кармана измятый рисунок и разгладила на ноге.
– Ты знаешь это место? – Она протянула рисунок матери, наблюдая за ее лицом.
– Нет, не знаю.
– Бабушка показывала мне его в детстве. И тебе должна была показать.
– Она не показала.
– И кто теперь лжет?
– Только для того, чтобы защитить тебя, – сказала Луана.
– Твоя ложь. Ее ложь. Какая разница?
– Я не такая, как Вердина. Не думай, что я такая.
– Я хочу узнать про это место.
– Это место? Это? – Короткими злыми движениями Луана изорвала рисунок и бросила клочки. – Хаш Арбор – это опухоль. Больше повторять не буду. – Собрав рассыпавшиеся покупки, она выпрямилась. – Я собираюсь поставить в этом деле точку. Потом поговорим с тобой об отъезде из города. Автобусные билеты недороги. Деньги мы найдем.
– Это мое детство…
– Ты уже ела? Я приготовлю обед.
– Я не могу от него уйти.
– Сэндвичи сгодятся?
– Я говорю, что остаюсь.
Уже возле двери на кухню Луана обернулась.
– Тогда сны, милая, сожрут тебя живьем. – Она была готова заплакать.
– Ты не можешь этого знать.
– Я это видела, – сказала Луана. – Я это пережила.
Мать ушла, а Кри сидела и слушала звуки, доносившиеся с кухни. Открылся шкафчик. Она знала – тот, что под мойкой, где мать хранит водку. Кри представила себе дрожащие руки, долгий жадный глоток. Может, мать и приготовит обед. А может, выпьет бутылку и забудет. В любом случае не будет никакого автобуса, никаких ответов, никакой жизни с чистого листа. Зная, что причинит матери боль, Кри собрала клочки бумаги с пола, открыла дверь и тихо выскользнула в коридор.
* * *
Пять часов спустя она снова была в округе Рейвен, на оживленной улице в центре города. Коснувшись лица, Кри подумала, насколько все призрачно: город, ее плоть, все, что не сон. Она нашла здание, где работал адвокат, и в его окнах увидела отражение девушки с ввалившимися глазами, в заношенной одежде.
Постеснявшись зайти внутрь, Кри посмотрела домашний адрес адвоката на обороте карточки. Пришлось обратиться к целой дюжине прохожих, прежде чем один согласился ей помочь. Когда она назвала улицу, мужчина указал путь вниз с холма и налево, и Кри нашла адрес над узким крыльцом, возле булочной, заполненной упитанными людьми в приличной одежде. Повозившись с дверью, попала на полутемную лестничную площадку. На пути вверх ступеньки делали два поворота. На верхней площадке, у двери в его квартиру, Кри в последний раз спросила себя, правильно ли поступает. Она не знала его. Он не знал ее. Но рисунок принадлежал ему. Возможно, он расскажет больше. Возможно, они хотят одного и того же.
Дважды стукнув, она подождала. Когда никто не вышел, нашла пятно на полу и уселась в углу, где штукатурка пахла старой краской. Представила Леона и дырочку, из которой вытекло так мало крови. Интересно, чем теперь занимается мать, жив ли Джонни Мерримон и почему Вердина так хотела, чтобы она видела сны?
Устроившись в углу, Кри ощутила, как тяжелеют веки. Она устала, ей было страшно, и она представила себя на макушке дерева посреди широкой равнины. Всю равнину устилали осколки черного камня, а тишину нарушал только вой ветра. Он раскачивал верхушку дерева, и Кри качалась вместе с ней. Она была вне досягаемости. Она могла смотреть отсюда вечно.
Айна…
Сколько раз она слышала эту историю?
– Я хочу увидеть сон про Айну.
Кри повторяла эти слова все тише, пока сама в них не поверила и не поплыла куда-то. Она была в безопасности в ветвях своего воображаемого дерева. Они укачивали ее, баюкали на ветру. За пределами ее черной кожи не было другого мира, кроме существовавших вечно неба и каменистой равнины. Она вообразила мир бесконечного тепла, а потом произнесла имя Айны в последний раз. Оно прозвучало во тьме, и Кри исчезла из мира. Она стала путешественницей, сновидицей, моряком в бурном море.
* * *
Когда открылись глаза, она была на каком-то корабле, полумертвая, покрытая въевшейся грязью. Она лежала на боку, и тела стискивали ее настолько плотно, что она не могла двигаться и еле дышала. Ее вырвало; желчь стекла по подбородку и смешалась с кровью, дерьмом и чужой блевотиной. Вокруг плакали и молились люди. Двенадцать человек уже умерли, но оставались в цепях. Была ночь, и волны бились в корпус судна на уровне ее головы. Она оставалась Кри, но лишь отчасти. Всем остальным была Айной, и она ощущала все это: раны, голод, взрослых, мертвых, детей, слишком маленьких, чтобы понимать происходящее. Все они сгрудились во тьме, объятые ужасом, потерянные, рыдающие.
Это уже было слишком, невыносимо реальным, поэтому Кри зажмурилась и задержала дыхание. Корабль качало, она ощущала запах мокрой пеньки и слышала, как сочится вода. Она сфокусировалась на них, потому что все остальное было только страх, боль и смерть. Айна чувствовала все, как себя саму, – все эти души, цепи и утраченные надежды. Чувствовала девушку, потерявшую мать, голодную, в первый раз увидевшую собственную кровь. Мужчину, потерявшего жену и опозоренного, сломленных женщин и изнасилованных девушек; голод и горячий воздух; щиколотки, стертые до костей и покрытые жиром, чтобы не завелись черви. Кри тоже все это чувствовала, но вынести не могла. Зажав глаза ладонями, она пронзительно закричала, пытаясь проснуться, – и не смогла. Она принадлежала этой чужой девушке, в которую угодила, как в ловушку.
В течение долгих часов страдания этого скопища людей терзали ее и сводили с ума. Как работа в каменоломне. Кри пыталась уползти, но разум Айны тоже наполнился безумием. Мучения, томление, мысли о самоубийстве – она испила эту чашу до дна, как цветок под ливнем. Спрятаться было негде, и от этого все казалось еще ужасней. Кри никогда не испытывала такого ощущения сопричастности, не имела представления о его силе и давлении. В отчаянии она углубилась в закоулки разума Айны в поисках тихих омутов. Таких мест не нашлось, поэтому Кри погрузилась в заводь ее памяти и нырнула поглубже, вниз, вниз, пока не оказалась в темной пещере, озаренной светом костра и воспоминаниями о проведенных здесь ночах. Она мало что видела и еще меньше чувствовала. Она снова стала младенцем, прижатым к обнаженной груди, но здесь были мир, и любовь, и тихий голос, и обещание утра. Из сна Кри поняла, что попала в детство Айны, что скоро уйдет, покинет пещеру, поднимется на гору и станет сильной. Кри все это чувствовала, и ей хотелось остаться скрытой здесь, перетекать из одного воспоминания в другое и никогда не возвращаться на корабль, где люди молят дать воды, зовут родных и потерянных богов.
