Вот и теперь, накричавшись досыта и отведя душу, Верка шлёпнула по боку кобылу Милку, отгоняя от сена, ухнулась на подвернувшийся ящик и уставилась на Архипа, обтирая платком раскрасневшееся лицо.
– Что надулся, старый хрыч? – беззлобно руганула его. – Теперь мне за тебя платить? Боя-то вон сколько! Акт составлять?
– Отработаю, – буркнул тот.
– Это чем же? – смех обуял Гусеву. – В твои годы бабку столетнюю на печи щипать и то справишься ли?
– Бесстыжая ты, Верка…
– Такой уродилась, – отмахнулась та и подскочила с ящика, узрев входящего в ворота двора участкового инспектора Гордуса. – Что-то зачастил ты к нам, Казимир Фёдорович? Тут дед Архип грозится с расплатой за битую тару и вдруг ты являешься. Не медальку ли вручить пришёл за пойманного злодея?
– Грамоту тебе пишут, Вера Борисовна, – поздоровавшись, хмыкнул участковый.
– Грамоту? И за это благодарю. А деньжат за неё не положено?
– Догонят – добавят, – нахмурился Гордус.
– Это за что же мне награда? – подбоченилась Гусева, сверкая глазами. – Убийцу из грязи выволокла, считай, почти одна. Нож нашла с кровью. И меня же за это по мордасам? Хороша наша милиция! Вот и вступай после этого в дружинники, помогай власти преступников ловить!
– Ну хватит, остановись! – попробовал урезонить её участковый. – Шёл я по улице, слышал, как костерила ты деда Архипа. Как он выжил после этого, не знаю.
– За дело получил! – тут же отбрила майора Гусева. – Он ущерб мне причинил такой, что сам не стоит вместе с проклятущей кобылой Милкой!
– Какой ущерб? Ты чего буровишь, Вера Борисовна? Пустые бутылки ты собрала со своих постоянных пьянчуг. Да ещё денег с них сгребла.
– А вот здесь ты не прав, Казимир Фёдорович, – зарделась Верка. – Не беру я с них денег и не брала никогда.
– А должна платить за каждую бутылку, – поймал её на слове участковый. – За немытую – одну цену, а за чистую – вдвое.
– Они взамен пивом отовариваются, – вывернулась продавщица.
– Поймаю я тебя, Верка. Проверяющих ты дуришь или поишь да подкармливаешь, а со мной не прокатит, ты знаешь. Домище-то на какие гроши отгрохала?
Гусева побледнела и прикусила язык.
– Молчишь?
– За что же угрозы и наговоры такие, Казимир Фёдорович? – пустила она слезу. – На днях вместе убийцу поймали, мучились вместе, из болота его вытаскивали. Вещественные доказательства лично у него в кармане нашла. Не побрезговала – полезла чистыми вот этими ручками в одежду душегуба, детей и мать жизней лишившего, а вы?..
– Не убийца он, – оборвал её стенания участковый.
– Как не убийца?! – ахнула Гусева, побелела и аж присела на корточки, едва совсем не повалилась на землю. – Как не убийца, если я сама нож его кровавый в руках держала. А на штанах кровь! Куда она подевалась? При таких уликах не подкупить никакого медика! Ишь, нашёлся, участковый! Да я к прокурору пойду! Да я в Москву напишу!..
– Не убийца Снегирь, – хмуро перебил её Гордус. – Наложил он на себя руки в кутузке. Покончил жизнь самоубийством, протестуя против клеветы. И записку написал предсмертную, где всё объяснил.
– И настоящих убийц назвал?! – ахнула Гусева и совсем села на землю, не владея собой.
– Помоги ей, дед Архип, усади куда-нибудь. Да спроси в магазине валерьянки. Пусть накапают. Гляжу, совсем плохо ей стало. – Участковый затоптался вокруг продавщицы. – Сам бы справился да радикулит меня пришиб вчера. Видать, на нервной почве. Если бы не служба, врача вызывать собирался.
Кряхтя и проклиная всё на свете, дед Архип заковылял к магазину.
– А чего ж ещё случилось, что спину тебе разбило, Фёдорыч? – подала голос и даже привстала Гусева.
– Любопытная ты, Верка, – покачал головой участковый. – Многое знать хочешь, а это ведь служебная тайна.
– Какая уж там тайна? Не хочешь, не говори. Скажи мне одно – если не Снегирёв, то кто же тогда убил всю его семью?
– Вот это тебе и не надо знать, – хмуро буркнул Гордус. – Подымайся-ка на ноги, нечего валяться и получи повестку к следователю. Вызывает он тебя.
– Это ещё зачем? Ты со мной был и всё видел. Я к убийству никакого отношения не имею. Помогла нож найти – вот и вся моя заслуга. А что?.. Теперь считается, что Снегирёв не при чём, а я виновна, что он себя угробил?.. Я его ни в чём не обличала. Вы первым, как нож увидели, враз к такому решению пришли.
– Ну, заговорила наконец, – усмехнулся участковый. – Вон как себя выгораживаешь! А кто споил Снегирёва? Кто ему водку неизвестно какой отравой разбавлял?
– Ничего не знаю, – у Гусевой задрожали губы. – Я его не травила. Две поллитровки он купил в магазине. Может, ещё самогонки у кого прихватил.
– На рынке крепким спиртным торгуешь только ты.
– А самогонку купить можно на каждом углу. Там и отраву подсунут, чтобы крепче по мозгам била.
– На всё у тебя ответ, – протянул повестку продавщице участковый, смирясь. – В обозначенное время, чтобы у следователя – без опозданий.
– А магазин на кого брошу?
– Замок повесь да деда Архипа поставь сторожить свои драгоценности.
– Какие ещё драгоценности?! – вскинулась Гусева. – У меня никаких драгоценностей сроду не водилось.
– Да так это я, оговорился, – развернулся на выход участковый. – Извиняй.
– Дед Архип, дед Архип! – кинулась Гусева к магазину.
– Да здеся я, – вышел тот на порог с валерьянкой. – Еле отыскал тебе лекарство. Пей вот.
– Да пошёл ты на хрен со своим лекарством! – ударила его по руке Гусева так, что пузырёк закувыркался по траве. – Кому оно нужно…
И заревела, обхватив голову обеими руками:
– Чёрт меня дёрнул!
Глава XVII
Когда Жогин, не скрывая восторженного лица, влетел в кабинет начальника райотдела, Щергунцов невольно вскинулся из-за стола, жестом прервал беседу с группой окружавших его людей.
– Что случилось, Александр Григорьевич? И почему вы один? Где майор Сизов?
– Да! – почти выкрикнул Жогин. – Да! Случилось вот. И мне не терпится поделиться с вами радостью, товарищ подполковник! Долго заседать собираетесь? – он оглядел присутствовавших с явным намерением распахнуть перед ними дверь. – Очередную делегацию недовольных принимаете?
– Соседи Снегирёвой Глафиры Петровны, близкие её знакомые и другие обеспокоенные трагедией люди.
– Есть и родственники! – рьяно выдвинулась из общего круга глазастенькая вёрткая старушка. – Я – самая близкая её закадычная подруга Мария Ефимовна Краснова, могла бы многого рассказать полезного для следствия, но, кроме участкового, интереса никому не представляю. А вот, – подтолкнула она вперёд неуклюжего бородача с цыганскими глазами, – Кондратий Федосеевич Пастухов, про которого совсем забыли, а ведь он первый её, так сказать…
