– Вполне возможно… Геологи назвали приметы неизвестных?
– Вполне. Я записал.
– Вот и поставьте задачу Брёхину. Поняли, товарищ капитан?
– Так точно, товарищ прокурор! – вскочил тот на ноги.
– Прекрасно. Теперь вернёмся всё же к нашей первой версии. Главной.
– Установили все теплоходы. Туристические. Времени убили много, а без толку. Проверяли, не выброшена ли потерпевшая с проходящего транспорта, – Брёхин переваливался с ноги на ногу, говорил зло, коротко. – А теперь выяснилось… палатки пропали, муж неизвестно где… Надо перекраивать направление поиска. Будем срочно перестраивать работу. Все мои здесь. Задачу знают. Помощи бы не мешало…
– Обращались к Константину Николаевичу? – спросил Шаламов.
– А что он? – поднял голову Брёхин, и прокурор только теперь обратил внимание, как тот осунулся, как запали его глаза чёрными впадинами, ввалились щёки. – Весь личный состав задействован на розыск убийцы. Вместо сыщика инспектора, вон, прислали из Управления. Лейтенанта по маломерному флоту… Разбираться. Вот и вся их помощь.
– Хорошо! – хлопнул Шаламов по столу. – Сам попрошу Игорушкина, когда буду докладывать. Что нужно в первую очередь, как считаете?
– Этих двух бродяг мы сами отыщем, раз по земле ходят. – Брёхин оглядел своих сотрудников жёстким взглядом. – А вот с другой братией помощь нужна.
– Что вы имеете в виду?
– Нельзя сбрасывать со счетов мужа пострадавшей, артиста Вельзевулова. Он отсутствует несколько дней и может быть как убийцей, так и жертвой. По показаниям шофёра артистов, они собирались на лодке плыть на другой берег Волги. Но шофёр, не дождавшись, уплыл один. Если Вельзевулов жив, его надо искать в городе или, к сожалению, уже далеко за его пределами. Если мёртв, попав, как и жена, под топор бандита, – скорее всего, на дне. Нужны водолазы и вертолёт. Хотя бы один.
– Так, – пометил себе прокурор. – Я согласен. Будут вам водолазы и вертолёт.
– Нельзя сбрасывать со счетов ещё одну личность.
– Сребровского? – заблестел глазами Миронов. – Я тоже думал о нём. Долго гуляет где-то режиссёр.
– Помощник, – поправил Брёхин.
– Ну да, – согласился Миронов. – У него мотивов на убийство никаких, но что-то он пропал. А куда укатил, неизвестно.
– Получается уравнение с четырьмя неизвестными? – подвёл черту Шаламов.
– Биквадратное уравнение, – улыбнулся Миронов.
– Не привыкать, – буркнул Брёхин.
Вальпургиевы
[10] страсти в Бештановке
Зинка Кирпичникова взвизгнула от испуга, неожиданно дёрнулась всем налитым телом и, вырвавшись из грубых жадных объятий, заорала:
– Опять ты за старое, шкет бесстыжий! Чтоб тебя разнесло!
Крикнула и обмерла, развернувшись. Едва ли не каждое утро её донимал своим ухаживанием, щипками да лобзанием, прибегавший с бидончиком за молоком для артистов их шофёр, слюнявый Витёк Верблюжин. А тут перед ней разухабисто хохотал рыжий верзила, трясясь густой бородой и солидным брюхом.
– Ты кто такой? – отшатнулась Зинка от незнакомца, поправив юбку и озираясь по сторонам в поисках подходящего дрына. – Как в дом попал, что я не приметила?
Незнакомец почмокал толстыми губищами, подвигал лохматыми чёрными бровями, не прекращая щериться жёлтыми редкими зубами, похотливо облизался:
– Испугалась, Зинок? А Толян хвастал, ты у него отчаянная. Тебе всё нипочём?
– Ещё чего тебе говорил?
– Чтить… это?.. ласку мужскую могешь.
– Только не твою! Чего губищи-то раскатал? – Зинка оглядела незнакомца с ног до головы.
Впечатление не улучшилось, вид незнакомца не вселял ей симпатий. Наоборот, вонь, ворвавшаяся в её дом вместе с этим человеком и исходящая от измызганной, изодранной одежды, из его не закрывающегося рта с гнилыми зубами, выворачивала её нутро и дурманила голову.
Зинка пробежала глазами по кухне, по столу, накрытому к завтраку, остановилась на ноже, вилках, увесистом металлическом половнике, рука потянулась за ним.
– Ты кто таков? – Она завладела половником и сразу почувствовала себя уверенней. – Откель заявился? Выкладывай!
Незнакомец не спешил отвечать, оглаживал огромной пятернёй усы и бороду, не закрывая рта и мелко покашливая, раздумывал.
– Чего молчишь, рожа? – пригрозила Зинка, почуяв заминку незваного гостя. – Сейчас орать стану. У меня соседи рядом. – Она даже половником помахала для острастки. – Давай, двигай в коридор! Дух от тебя, как от козла вонючего!
– Извиняйте, хозяйка, – с издёвкой буркнул бородач, но назад осадил, закосолапил из кухни. – Прощенья просим, если что не так…
И, медленно пятясь, не сводя масленых глаз с Зинаидиных вздымавшихся грудей, ретировался до самой входной двери, где, наткнувшись на подвернувшуюся табуретку, толкнул её ногой, будто медвежьей лапой, но ловко подхватил, не позволив грохнуться на пол, и уселся на неё, обхватив надёжно и крепко обеими ногами.
– Кормить, значит, не будешь? – выдавил он из себя с хрипотцой.
Зинка ошалела от такой наглости чужака.
– Я гляжу, нахальный ты больно! – грозно насупила она брови. – Ни слова, ни полслова, ни имени, ни фамилии, а хвать бабу за задницу и в угол, а не удалось, так жрать ему подавай.
– Ага! – рыжий опять ощерился жёлтыми клыками и утёрся локтем, слюни так и капали с его толстых губ, то ли от голода и ярких кухонных запахов, то ли аппетитной хозяйки.
– Анатолия мово знаешь? – уставилась она на него испытывающим взглядом.
– От него, – моргнул бородач, почесав за ухом.
– Где же встретились?
– Известно где, – он неопределённо кивнул в сторону. – Там.
– Где там? Ты загадками со мной не говори. Я ведь наскрозь вижу.
– Как будто не догадываешься?
– Я-то знаю. Не один год бедую. То ли вдовствую, то ли в невестах засиделась. Сама не ведаю.
– Больше на невесту косишь.
– Вот именно, косю. Перекосилась уже.
– Не гневи Бога.
– Глянь-ка на него! Бога вспомнил! Да ты что же, верующий?
Бородатый молчал.
– Вот бороду-то, как у разбойника, отпустил. Небось не одну душу сгубил, а теперь Бога вспомнил?
Бородач только крякнул, голову ниже к полу нагнул, глаза потупил. Ну, прямо, монах покорный, рясу только вместо тряпья!
– Чего согнулся весь? Может, думаешь, поверю, что перевоспитывают там вашего брата, да в сан монаший обряжают? Толька мой, когда первый раз угодил туда по пьяной дури, ещё человеком был, хотя в драке едва мужика из-за ревности не порешил. А воротился, хуже зверя. На неделю его и хватило. Опять по пьяни загремел за мордобой. И прибил бы до смерти, если бы не соседка. Тётка Пелагея спасла. Из-под его кулаков вытащила.
