– Лицо – сплошная маска. Глаз не видать. Зубы выпали. Руки протягивает и зовет шёпотом…
– Хватит! – взвизгнула Вера Павловна.
– Врёте вы всё, Бронислава, – опомнилась Екатерина Модестовна. – Откуда такие подробности?
– Ну, знаете! – обиделась Фиолетова. – Надо мне выдумывать! Придёт Аркадий, спросите сами.
– И спрошу. Непременно спрошу.
– Спросите.
– Тише, тише. Успокойтесь, – вмешался Фока Савельевич. – Зачем же так, Екатерина Модестовна? Бывает… от сильного психологического воздействия. Шок называется. Забыли, как мы Аркадия Константиновича откачивали самого в то утро? Чуть концы не отдал, когда покойницу увидел.
– Какую покойницу? Что вы мелете?
– Ну, Олимпиаду…
– Да откуда же? Жива же она! – всколыхнулась Вера Павловна. – Как можно? Это дурная примета.
– Простите покорно. Бес попутал. Выскочило у меня, – захрюкал носом Рассомахин. – Конечно, жива. Это я к тому, что Аркадию она тогда показалась мёртвой.
– Не надо больше об этом, прошу вас! И так мурашки по коже… Темно тут у вас. Прямо кошмар!
– Вырвалось. Сам не знаю как, – извинялся завхоз, давясь кашлем.
– Накаркаете ещё.
– Я не глазливый.
– Будет вам, – встряла Железнова. – И что же дальше, Бронислава?
– Дальше? О чём вы?
– О приведении.
– Бог с вами! Разве я говорила?
– Ну, как же! Только что.
– А… Вы в том смысле. О снах?
– Ну да же.
– Лохматый. И руки протягивает.
– Хватит! – взмолилась Вера Павловна.
– Пусть продолжает, – жёстко одёрнула подругу Железнова.
– И шёпотом говорит, – округлила глаза Фиолетова. – Не там, мол, меня ищешь, Аркаша.
У слушателей вытянулись лица. Фока Савельевич перестал дышать.
– Вот вам крест! – перекрестилась Фиолетова.
В палатке помертвело всё живое.
– Хорошо вам без меня, спрашивает, – продолжала дрожащим голоском Фиолетова. – Аркадий ему что-то сказать хотел, но не смог. Язык задеревенел. А тот ему…
– О боже! Не могу! – откинулась назад Вера Павловна и выронила зонтик, её подхватил Рассомахин.
– Ищите, ищите меня, говорит, – закончила Фиолетова бледнее мела, и сама раскачиваясь, как сомнамбула.
– Саккуба какая! – вымолвил наконец Фока Савельевич, отрываясь от Веры Павловны, восстановившей равновесие.
– Саккуба женщина, а не мужчина, – зловеще произнесла Екатерина Модестовна.
– Явится и женщина с того света, если мы отсюда не уедем! – выкрикнула Бронислава Мелентьевна и забилась в истерике. – Какое они имеют право удерживать нас силой? Я домой хочу. В Таганрог. Где гарантии, что завтра я не сойду с ума? Как Аркаша! Фока Савельич, миленький, сделайте что-нибудь! Спасите нас!.. Скажите им!..
– Воды ей, воды! – закричала Вера Павловна.
Витёк выскочил с кружкой, наклонился над Фиолетовой. В тишине громко стучали её зубы о кружку.
– Будет. Смиритесь. Всё хорошо, – строго погладила Фиолетову по голове Екатерина Модестовна и сжала её в объятиях. – Успокойтесь, милочка. Наберитесь сил. Что это вы раскисли? Всё время веселили нас…
– Домой хочу, – лепетала тихо Бронислава Милентьевна, вытирая слёзы. – Я здесь умру. Мне уже тоже снилось. И вы меня здесь похороните.
– Ну, это слишком, дорогая. Не блажи, – сухо отрезала Железнова. – Всё образуется. Однако…
Она обвела всех взглядом и, остановившись на завхозе, произнесла:
– Однако, Фока Савельич, во время вынужденного отсутствия директора театра Марк Васильевич, мягко выражаясь, не справляется со своими обязанностями руководителя. Распустился нравственно, прямо следует сказать. Сам увлёкся легкомысленными делами и допустил смертоубийство актрисы. И сейчас, кстати, его нет с нами…
– Он велел… – попытался, было вмешаться завхоз, но Железнова на него глянула сурово и властно, как умеют такие женщины, как она, и он потух.
– Мы, артисты театра, вынуждены обратиться к вам, Фока Савельич, – диктовала Железнова. – Надо настойчиво требовать от органов принятия должных мер! Что же творится? Есть власть в этой дыре? Или нет? Неделя кончается, а убийца не найден. Наша коллега в больнице и будет ли она жить? Но пропал второй. Её муж. И мы вправе требовать. Нам обещали, в конце концов!.. А вместо этого нас здесь держат самих, как преступников. Нас что же, подозревают?
– Обещали, обещали, – шмыгал носом Рассомахин, соглашаясь уныло и кивая вверх неизвестно кому. – Они полагают, а он располагает. Следствие – это штука такая. Ивана Ивановича, конечно, ищут. И убийцу ищут. Но и нам пора…
– А нам-то что?
– Мы при чём?
– От нас проку!
Все женщины заговорили разом, молчал лишь Витёк, но он попросту не успевал вставить слова.
– Нам тоже сидеть без дела нечего, – продолжал Фока Савельевич, терпеливо выслушав всех. – Пример с Аркадия Константиновича, конечно, брать не стоит. По-другому следует поступать. Тут нужны анализ и эта… система. Вот в армии, к примеру, когда я служил…
– Фока Савельич, – напомнила о себе Железнова, чуя, что завхоза повело в другую тему.
– Да, о чём это я?.. Система и анализ! Для этого я вас всех и собрал. Мы с Марком Васильевичем всё обсудили. Будем помогать следствию. Надо это!.. Искать убийцу. Всё равно без дела сидим. Ни рыбалки, ни купаться. И домой не пускают.
– Это как же? – выскочил всё же из своего закутка Витёк. – Я у следователя интересовался. Николай Александрович велел сидеть тихо. С места никуда. Вдруг какие неприятности.
– Какие ещё неприятности? – зыркнул на него Фока Савельевич, тяжело покашливая. – Их у нас давно по горло.
– Другое убийство!.. – выпалил тот. – Или утонет кто?..
– Типун тебе на язык! – зло сплюнул завхоз и гневно засверкал глазом, прожигая шофёра насквозь. – Когда молчал, больше пользы было. Несёшь всякую чушь!
Витёк со значением и неспешно удалился.
– Нужна система. Анализ, – бормотал тем временем под нос завхоз, остывая от выходки шофёра. – А чего нам известно?
– Что известно? – напряглась Екатерина Модестовна.
– Какой анализ? – взмахнула зонтом Вера Павловна.
– Чушь всё это, – махнув рукой, обронила Бронислава.
– Вот и я спрашиваю… – оглядел их с тоской завхоз.
– Ничего не известно, – уже твёрже и злей заалела щеками Фиолетова. – Детектив нашёлся. Пинкертон вшивый.
– Как же, Бронислава Милентьевна? – Фока Савельевич с лукавинкой всматривался единственным глазом в Фиолетову, нисколько не обижаясь на злую шутку и как будто пропустив её мимо ушей. – Как же? Я думаю, Аркадий Константинович знает что-то больше нас. Поэтому он и ищет Вельзевулова в одиночку. Нас избегает, а?
