– О чём это вы? – наморщила даже лоб Фиолетова. – Не пойму никак. Куда клоните?
– Туда, туда клоню, любезная Бронислава Милентьевна… – ещё подозрительней вытянул нос Рассомахин и принял стойку терьера, почуявшего мышку. – Не посвящает нас Аркадий Константинович в свои планы. Очень интересно это выглядит, вам не кажется? Тайны у него появились от нас. С чего бы это?
– Как вам не стыдно, Фока Савельич! – всплеснула руками Фиолетова. – Подозревать Лисичкина! Он Липу спас от верной смерти! С Иваном Иванычем такие друзья!
– Я ничего, – смутился тот. – Какие подозрения? Но почитайте этих… Агату Кристи… Или возьмите Уилки… Попика этого… Отца Брауна…
– Какого ещё Уилки?
– Ну, какого же? Коллинза. «Дама в белом». Очень даже убедительно. Дедуктивный, знаете ли, метод. Холмс открыл.
– Не знаю я никого! И знать не желаю. Не морочите мне голову своими Уилками. Придумает тоже.
– Зря вы так. А я должен заметить, что у них всё как раз так и происходит.
– Что вы хотите сказать?
– Я про убийство. Как раз и совершают те, кого не заподозришь. Лучшие друзья! Или даже родственники. Самый близкий человек для жертвы, так сказать.
– Да как вы можете! Екатерина Модестовна, что он говорит? Бред какой-то!
– Фока Савельич правильно говорит, – поддержала завхоза Железнова. – Поведение Лисичкина после исчезновения Ивана Ивановича мне тоже очень подозрительно. Он пропадает невесть где. И занимается неизвестно чем. И всё скрывает от нас. Всё украдкой. Он утонуть мог!
– Хорош убийца! – уничтожающе захохотала Фиолетова. – Сам чуть не утоп!
– Нет, на убийцу Аркадий Константинович не похож, но определённо что-то скрывает, – глубокомысленно размышляла Екатерина Модестовна. – Я тоже отнюдь не мисс Марпл…
– Хо-хо! – покачала головой Фиолетова. – И вы туда же!
– Не мисс Марпл, – договорила со значением Железнова, – но поведение Лисичкина мне не нравится. Здесь что-то есть!
И Екатерина Модестовна одарила всех загадочным взором.
– Он Ивана Ивановича видел последним. Между прочим, – уже тише добавила она.
В палатке плотно закрыли рты даже те, кто и не думал совсем что-нибудь говорить. Каждый покосился на соседа и попытался отодвинуться. Смолк даже завхоз.
– А вам, Броня Милентьевна, должно быть, известны его помыслы, – еще подозрительней глянула на Фиолетову коренастая дама. – Вы для Аркадия Константиновича самый близкий человек.
– Да что вы в самом деле! – взвизгнула Фиолетова. – В своём уме? Договориться до такого! Я ничего не знаю. Он утром удрал. И мне ни гу-гу.
– Не нервничайте, Бронислава Милентьевна, – надвинулся на неё завхоз, поворачиваясь единственным глазом, как настороженный циклоп, чтобы лучше зреть. – Вспомните всё. Ведь вам есть, что сказать. Здесь важны даже детали.
– Какие ещё детали? Оставьте меня!
– Незначительные на первый взгляд. Пустячки с виду. Подумайте.
Фиолетова очумелым взором, смешавшись, плохо понимая происходящее, но, чуя пропасть и беду, оглядела сгрудившихся вокруг неё артистов. Остановилась на шофёре, высунувшемся из закутка. Все ждали, затаив дыхание.
– Ну, знаете! – засверкали её глаза огнём. – Если использовать этот ваш дедуктивный метод, то прежде всего подозревать надо вас, Фока Савельич!
– Это как понимать? – отпрянул тот и подавленно кашлянул, но тут же испуганно закрыл рот и больше не пикал.
– Вы в ту ночь вообще не появились в своей палатке. И объявились, когда мы уже вытащили Липочку на берег. Что скажете?
Все подозрительно повернулись в сторону Рассомахина и отодвинулись от него.
– Спокойно, друзья, спокойно, – запыхтел завхоз и даже попытался изобразить улыбку на изуродованной болезненной опухолью и чёрной повязкой физиономии.
Однако получилось это у него неважнецки. Даже плохо. Потерял былой блеск и единственный глаз. К слову сказать, в мрачных потёмках палатки завхоз и его рожа выглядели довольно отталкивающе, даже бандитски.
– Я в ту ночь дежурил на ставной сетке, – с трудом нашёлся наконец завхоз. – Сменил, кстати, Ивана Ивановича…
– Вот-вот. Уже теплее, – уставилась на него Фиолетова во все глаза.
– Костёр ночью разводил. Спал на земле. Простыл там, – путался завхоз, вспоминая. – Понятное дело, меня в палатке ночью действительно не могло быть. Но рыбу-то ели все. И вон, Витёк помогал сетку вытаскивать.
Завхоз поискал глазами шофёра. Тот лениво вылез из закутка на обозрение, но молчал, не произнося ни слова.
– Ты чего, Витёк? – с надеждой спросил завхоз. – Рыбу же помогал?
– Я уже днём, – заныл шофёр, не поднимая глаз.
– А кто вас видел ночью? – строго спросила Екатерина Модестовна тоном профессионального детектива.
– Как это?.. Кому же быть? Не было никого, – терялся и раскисал на глазах завхоз. – Я один.
– Вот, – подытожила Вера Павловна и нацелилась зонтом в завхоза. – А что вы побледнели?
– Да болею я. Видите же, – взмолился Рассомахин. – Простыл в ту ночь. С сеткой той проклятущей. И костёр не помог. Вот, видите, как разнесло.
И для пущей убедительности он начал показывать всем свою физиономию, даже попытался развязать чёрный платок.
– Значит, нет у вас алиби? – подводя черту, важно констатировала Железнова.
– Утром мне Витёк рыбу помогал… – топтался на месте завхоз.
– Точно, утром, – подал голос Витёк.
– Про утро я не спрашиваю. А ночью где вы были? – настаивала Железнова.
– Вы меня разыгрываете, Екатерина Модестовна. Ну что вы в самом деле? Меня подозревать?
– А почему нет? – влезла Фиолетова.
– В конце концов это моё личное дело. Я не на работе, – обрёл снова кашель завхоз и повернулся к Фиолетовой. – А вы мне в отместку, да?
– Нисколько.
– Если так рассуждать, то подозревать надо Екатерина Модестовну.
– Меня? – округлила глаза Железнова. – А я здесь при чём?
– Вы одна у нас по ночам не спите. И в ту ночь тоже.
– Что же с этого. У меня бессонница. Все знают.
– Точно, точно. Но вы ещё и ходите.
– Что значит ходите? Бросьте дурить! С себя тень на меня. А я ведь представляла вас настоящим мужчиной!
– Не будем это?.. Этику здесь качать! – завхоз разозлился не на шутку. – Меня, значит, в дерьме выкупать решили? Не выйдет!
– Забудем всё. Успокойтесь. Это Броня начала всех дёгтем мазать.
– Я?! – взорвалась Железнова. – Да меня же первую начали!
– Вот я и говорю, – завхоз закашлялся так, что Вера Павловна позволила себе постучать зонтиком по его широкой спине. – Я видел, вы в ту ночь среди палаток шастали.
