– Заботливым стал, чёрт раскосый… – выругался Керзун, вышел из засады и направился к хибаре.
– Как успехи? – спросил он хмуро.
– Всё нормалёк, – обрадовался ему напарник. – А ты куда пропал? Неужели Зинка пригрела?
– Поговорили, – неопределённо ответил Керзун. – Со мной она поедет.
– Уговорил?! – подпрыгнул от удивления тот.
– Угу.
– А дом?
– А дом на тебя.
– Как на меня?.. На фига? Что, оставляешь здесь?
– На время. Чтобы потом меньше подозрений было у ментов. Меня тут никто не видел? Не видел. Зинку я с собой заберу. Её отъезд мало кого заинтересует. Тётке Пелагее рот закроешь, пусть молчит. А устроимся там, вызов тебе пришлём или другим способом весточку дадим. Дом продашь – и все дела.
– Здорово у тебя получается. А я сначала подумал…
– Бестолковку напрягать надо, – шутя, ткнул его ладонью в голову Керзун. – Совсем пацан ещё.
– По гроб обязан!
– Разберёмся. Погнали в больницу. Как наша клиентка? Тихо всё?
– В девять там свет гасят. Сейчас уже темно. Десятая палата у неё. И лежит одна. На втором этаже.
– Как одна? – насторожился Керзун.
– Она всё время с двумя тётками лежала. У тех что-то с животами. Их выписали. Одну раньше, а вторую сегодня. Мужик из деревни приезжал, взял домой. Говорит, некогда болеть, дома сопли пацанам надо утирать. Сам-то он комбайнёр. А тут косовица на носу.
– Ну одна так одна… Это только облегчит дело. Там лестница есть на чердак?
– А как же. Я всё проверил. Передвинуть к её окну проще простого.
– Что-то уж всё гладко получается… – закряхтел Керзун.
– А ты хочешь, чтобы ментяры по углам стояли и у каждого в руке по волыне?
– Прекрати дурацкие шуточки! – оборвал его Керзун. – На серьёзное дело идём. Сам в палату полезу. Внизу на атасе твоё место.
– Как скажешь…
* * *
До райцентра от деревни дотопали пешком. Керзун запретил останавливать попутки, как его напарник ни ныл, ни приставал.
– Никаких следов, никаких свидетелей! Хватит с меня! – отрезал он все его уговоры.
Улица перед больницей зияла пустотой и тревогой, однако подобрались под окна без шума и приключений. Тихо вдвоём отыскали деревянную лестницу и, передвигаясь, как муравьи, подтащили её к заветному окну.
– Там сетки на окнах от комаров, – шёпотом подсказывал Ильдуска, – пальчиком дырку сделаешь и за шпингалетки потянешь – всё окно настежь.
– Знаю. Не суйся, – оттёр его от лестницы Керзун и, поставив ногу на первую перекладину, испытал её на прочность.
Добравшись до окошка, Керзун легко справился с марлевой сеткой и растворил без шума окно. Лунный свет и яркие звёзды освещали койку, на которой, накрывшись с головой, посапывало выпуклое округлое тело. Керзун мягко спрыгнул с окна внутрь палаты и ещё раз огляделся. Ощутимая всеми клетками организма тишина давила на уши. Или он так волновался, впервые пойдя на дело трезвым? Надо было принять стаканчик для спокойствия, как советовал Ильдуска: пьяному море по колено, но легче вляпаться. Нет, правильно он отказался! И хватит дёргаться впустую…
Керзун стоял над спящим существом с подушкой в руках, которую взял с другой пустой койки. Примерился. Надо враз. Чтобы пикнуть не успела. И, набрав полную грудь воздуха, осторожно положив подушку на голову жертвы, тут же налёг на неё всей силой медвежьих лап, постепенно сильнее сдавливая. Он боялся оставить синяки, поэтому сдерживал себя. Всё должно выглядеть естественно. В тюрьме приходилось таким заниматься. И местные лепилы разводили руками в недоумении, констатируя смерть во сне от недостатка воздуха: летом в камерах нещадная теснота и духота, а следы насилия отсутствуют…
«Ну всё, конец, – перевёл дух Керзун, – тихо всё прошло, даже ногами не засучила, пора подымать подушку – и в окно, на волю…»
Но не успел он додумать свою чёрную мысль и только расслабил руки, как оказался на полу от страшного толчка ногой в низ живота. Дикая боль вырвала из его глотки ужасный вопль, а на него уже навалилось несколько человек, придавили наземь, и от второго удара по голове он потерял сознание.
Как добыть царицу доказательств
[11]Всё кончается там, где начиналось, считают мудрецы. Заканчивая следствие, Николай Александрович Миронов всё более терял оптимизм и свыкался с мыслью – сложные проблемы только начинали громоздиться перед ним непреодолимыми препятствиями, а ведь, казалось бы, всё позади – преступления раскрыты, убийцы арестованы, доказательств полон короб; сядь, шелуши их, как орехи, пописывай обвинительное заключение да направляй дело прокурору. Шаламов пусть утверждает и футболит его в суд.
Не давало покоя Миронову то обстоятельство, что не нашёл он контакта с главным фигурантом по делу – Матвеем Керзуном, тот упёрся после ареста: вину отрицал, ни одного протокола не подписывал, отказался давать показания, пока не предоставит следователь ему очной ставки с Ильдуской Измайловым. А Миронов за Ильдуску тревожился, не верил, что устоит тот, не сломается под давлением мощного уголовного авторитета. Этим объяснял Миронов и отказ самого Измайлова от очной ставки, хотя тот без запинок расписывал на допросах картины их преступных похождений.
Как вместе браконьерничали и торговали осетрами, как Керзун приметил расфуфыренную артистку и разработал план разбойного нападения, как порешил её мужа, когда тот вступился за жену… Звериная натура у Матвея. Он бы и его прибил, чтоб не оставлять ни одного свидетеля, хотя обещал золотые горы где-то в Сибири, куда, добив артистку, бежать собирался. Сказку выдумал для дурачков… Всё бы так и было, как задумал злодей, не повяжи его милиция…
Так, перескакивая с одного на другое, иногда пуская слезу, Ильдуска откровенно поведал свою историю следователю Миронову, умело нашедшему дорожку к грешной душе.
Миронов проанализировал доказательства, учёл признания Измайлова, поведение Керзуна и решился на отчаянный шаг – вывезти главного фигуранта на места всех убийств. С тем он и отправился к Шаламову за согласием:
– Хочу психологический шок Керзуну устроить. Свожу его на место, где он своего приятеля «условника» грохнул, потом повезу к палатке артистов, где Вельзевулова убил, а Измайлов по его указке едва Олимпиаду не кончил, устрою очную ставку с Сребровским и с завхозом Рассомахиным, а после маленького сюрприза организую ему полный расклад с Измайловым. Думаю, сломается мужик, не выдержит. Человек же не из металла!..
