– Однако снохе помогала, – подал голос Сизов.
– Интересно? – повернулся к старшему оперу Лудонин. – Поделитесь информацией, здесь важна малейшая деталь.
– Сноху Софку Снегирёва привечала, хотя та второй жинкой у её сынка-пьянчуги была и привела в дом двух своих ребятишек от первого брака. Софка вкалывала, как лошадь, и ухаживала за свекровью до последнего дня. Она и в больницу её водила, и по магазинам бегала. Вчерашняя их помывка в бане вместе с ребятишками последней оказалась. А накануне видели обеих в сберкассе; снимала Глафира Семёновна деньги с вклада. Небось поделилась и со снохой, хотя Ефимовна, соседка и закадычная подружка Снегирёвой, сетовала, что последнее время та плакалась на здоровье, что беспокоиться пора о душе, сынок-пьянчужка не похоронит по-людски. Возможно, для этих целей и повела её Софка деньги снимать со счёта.
– Какая же у неё пенсия, чтобы вклады иметь?
– Известное дело – крохи, – пожал плечами Сизов, – но Снегирёва с Ефимовной на рыбзаводе всю жизнь отработали, а там заработки были неплохие, ну и, конечно, домой тащили с завода, рыбкой красной да икоркой спекулировали. Было дело.
– Ты, Сизов, будто в кустах сидел, – поморщился уязвлённый познаниями опера Щергунцов.
– Вы, Григорий Артемьевич, нашим отделом тогда ещё не командовали. Были времена… чёрной икрой зарплату работягам платили.
– А что же сын?
– После развода спился он окончательно. С места на место летал, гнали отовсюду. А последнее время неизвестно где ошивался. Спутался, говорили, с какой-то бабой. Его обмыть да одеть, он в мать – красавчик, на гитаре сбацать мастак, а выпьет – тыква на грядке.
– Кстати, где он сам? – оживился Жогин.
– Участковый Гордус докладывал, что найти Снегирёва не удалось, – замялся Щергунцов. – Налакался, наверное, и валяется под забором. Отыщем, товарищ подполковник. Никуда не денется.
– Пора уж, – посуровел Лудонин. – Вся семья здесь покоится мёртвым сном, а его черти свищут. – Он повернулся к Щергунцову: – Ты, Григорий Артемьевич, запрягай своих орлов, чтобы к вечеру обеспечили полную ясность по семье Снегирёвых и всех её взрослых членах; с сыном тщательно поработать, а после допроса товарищем Жогиным, проверить его алиби. Сынок может вывести на преступников, если сам не причастен. Это одна из главных версий – убийцы пожаловали в дом Снегирёвой не за её деньгами, они пытали, а затем умертвили её ради другого, более ценного, и об этом сынок не мог не знать или не догадываться.
– Есть! – вытянулся Щергунцов.
– Вечером – у Аргазцева. – Лудонин, не прощаясь, развернулся на выход, кивнул Жогину и Кузякину, а Югорову добавил: – Ваши заключения важны, как воздух, Константин Владимирович.
– Мы ещё и сегодня можем встретиться, – улыбнулся медэксперт, подымаясь от тела Снегирёвой, где они с Кузякиным оживлённо обсуждали что-то. – Думается, прокурору области будут интересны результаты пусть предварительных, но очень нужных наших исследований. А уж после вскрытия, надеюсь, ответим на все вопросы.
– Вашими устами да мёд пить… – буркнул криминалист.
– Только не вешать носа, старичок! – ободряюще похлопал Кузякина по плечу Жогин и подмигнул Сизову: – Пообщаемся во дворе, сыщик. Мне кажется, нам есть о чём покалякать.
– Не забыли, Александр Григорьевич?
– Тебя забудешь, икать полгода придётся. Я, как в наш район приезжаю, расчленёнку вспоминаю и ведьму ту из цыганского табора. Везёт тебе, Тихон, на жуткие преступления. Когда изведёшь заразу?
Глава XI
Они вышли во двор и как по команде с жадностью закурили. Хлебников копался в старом покосившемся сарае, готовом каждую минуту развалиться, Таранец пошумливал в бане, примостившейся под развесистым древним дубом в углу двора.
– Хлопцы носом землю роют, – хмыкнув, пустил колечки дыма над собой Сизов. – А зря.
– Команда дадена, а Лудонина ослушаться не моги, – поддакнул Жогин.
– Наши вокруг всё обработали. Нет там ничего.
– Если б знать, что искать…
– Бандиты знали.
– Уверен?
– Они не зря всё в хате перевернули. Подле хозяйской кровати копались.
– Ну ты, конечно, тоже туда не забыл нос сунуть?
– Сунул, только тщательно поработать не позволил ваш приезд. Щергунцов злой, как чёрт, погнал.
– А теперь кто мешает?
– Иван Кузякин с Югоровым тела осматривают, отпечатки пальцев снимают. Не подступишься.
– Какие дела?.. Подождём.
– Придётся.
– Слушай, Тихон Семёнович, чую я, не всё ты подполковнику рассказал про Снегирёву.
– Подкалываешь?
– На премию себе оставил?
– Дождёшься у нашего начальника. Как же!
– Непросто так заглянули изверги именно к этой старушке, а уж пытали её как!
– Ефимовна, соседка её, рассказывала, что подружка из зажиточного рода купцов-рыбодобытчиков. Хоть и раскулачили их в своё время, а припрятать дед покойной успел и ей оставил. Ефимовна мне и проговорилась, что за тем сундучком с золотыми монетами да семейными драгоценностями бандюги и пожаловали.
– Чего ж ты молчал?
– А кто поверит?! Щергунцову шепнул, он меня послал подальше; ты, говорит, Сизов, мастер сказки выдумывать. В сектантстве обвинил при всех, слышал?
– Кто же их навёл на тот клад наследственный?
– И думать нечего, две фигуры у меня на подозрении. Сноха, которая к Снегирёвой всех ближе была, или сынок её – пьянчуга.
– Тогда среди живых его искать бесполезно, – покачал головой Жогин, – на тот свет запрос слать придётся.
– Думаете, и его порешили?
Ответить Жогин не успел, во двор вбежал старший участковый Гордус.
– Ты как на крыльях, Казимир Фёдорович! – подковырнул Сизов.
– Щергунцов ещё здесь? – поправив китель, повернулся к ним майор.
– Григорий Артемьевич отправился провожать Лудонина, да и укатил, наверное, в райотдел. Ему ещё комиссару докладывать, сам понимаешь. А ты с новостями?
– Товарищ Жогин, я разумею, вы здесь за старшего остались?
– Считай, так. Я тебя, Казимир Фёдорович, с вестями о Снегирёве дожидался. Во двор вышел, не выдержал.
– Сволочь хорошая, этот Снегирёв!
– А по существу?
– Отыскал я его с помощью Верки Гусевой, продавщицы продуктового магазинчика на рынке. Известная особа. Баба молодая, видная да к тому же одинокая. В общем, мужики к ней липнут, а она не дура, этим пользуется, ходят слухи, что алкашам вместо водки самогонку и бормотуху не опасается втюривать. Ну, те, понятное дело, всему рады, если шлея под хвост попала, расхватывают за милую душу. Ловить за руку, правда, лично мне не приходилось…
