Залечивание ран при помощи творчества может принести особое удовлетворение, если вы находитесь в ситуации, в которой пытаетесь донести что-то до человека, и это не приносит никаких результатов. Он либо не слушает вас вовсе, либо слушает, но не понимает ровным счетом ничего, потому что вы не можете донести до него свою идею в том виде, в котором она сформировалась в вашем мозгу. Хотя все может быть намного проще – вы просто боитесь личного разговора! (Иногда мне нравится думать о моих твитах в духе персонизма Фрэнка О’Хары. Это школа поэзии, которая, по моим глубоким убеждениям, изначально должна была стать шуткой, однако впоследствии явилась самым емким описанием литературного ремесла. Это поэзия, обращенная к одному конкретному человеку. О’Хара утверждал, что «открыл» персонизм во время написания поэмы к своей возлюбленной. По его словам: «Когда я писал, я отлично понимал, что мог бы просто воспользоваться телефоном, вместо того чтобы писать целую поэму».) Вы можете передать любое сообщение или идею через творчество, а также использовать его как доказательство своих идей и чувств, которые вы испытываете, но не можете должным образом выразить. И вот на выходе вы получаете песню, роман или любое произведение искусства вплоть до тканого одеяла. Тем лучше, если объект вашего любовного интереса поймет ваш намек.
Есть что-то катарсичное и возвышенное в ситуации, когда вы создаете искусство с целью доказать кому-то, что он был не прав
Я не разделяю мысль, что главной целью творчества (или субтвитов) является порицание мужчин, хотя это, конечно же, не означает, что сама я не применяла его именно с таким умыслом. Написание гневных публикаций в Твиттере о парне, который отказывается со мной разговаривать, НЕ ОБЛЕГЧАЕТ моих страданий, да и в целом я НЕ ГОРЮ ЖЕЛАНИЕМ это делать. Это своеобразная форма противодействия, которая нисколько не утешает меня, хотя иногда я чувствую, что мне необходимо выплеснуть эмоции, – что я и делаю посредством соцсетей, – в то время как другие занимаются спортом или путешествуют к самым глубоким и диким каньонам, чтобы провести пару часов, просто крича в одиночестве. Подвергая кого-то позору или порицанию в соцсетях, я чувствую себя словно мадам Дефарж из романа Диккенса, о которой, честно сказать, я не помню почти ничего, помимо сложности ее характера и ошибочности ее суждений. Я считаю, что основная цель любого творчества – пробуждать эмпатию, которая определенно не достигается примитивным изображением другого человека как абсолютного злодея. Мужчины могут повести себя как злые и уродливые гоблины, однако не думаю, что их поведение преднамеренно. Я тоже однозначно не злой гоблин, хоть и веду себя так 15–80 процентов всего моего времени! Перефразируя выражение русского писателя и нобелевского лауреата Александра Солженицына в его произведении «Архипелаг ГУЛАГ»: «Линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями – она проходит через сердце каждого софтбоя».
Своим творчеством я не пытаюсь щелкнуть по носу какого-то конкретного парня. Я хочу подорвать всю систему, позволяющую им систематически унижать женщин. Когда я пишу о разных неправильных и омерзительных поступках, которые мужчины совершали по отношению ко мне, я делаю это в надежде, что смогу повлиять на всю эту прогнившую систему, которую мы называем патриархатом. Так что, парни, НИЧЕГО ЛИЧНОГО! Смысл в том, что другая женщина может узнать во всем этом себя, и, объединившись, мы сможем найти решение. Именно это – та вещь в писательстве, которая меня утешает. Я твердо уверена в том, что все личное – также глубоко политическое, а конкретный мужчина – лишь маленькая частичка огромного мира мужчин. Я нахожу утешение также в другой мысли: когда парень самым омерзительным образом флиртует со мной, через минуту пытаясь склеить при мне другую девушку, присылая на следующий день свои наигранно-глуповатые и тщеславные извинения, мне хочется думать, что он поступает так не потому, что я – бесполезный утиль. Думаю, причина кроется в том, что он – часть огромной системы, в которой такое поведение считается нормой. Я знаю, насколько ошибочно пытаться изменить мужчин, поэтому вместо этого я стремлюсь к тому, чтобы поменять всю культуру, которая толкает их на подобное поведение. Это может не принести плодов именно сейчас и именно для меня, однако, может быть, в далеком будущем, какой-нибудь девчонке из 2040 года не придется лить слезы из-за обидной эсэмэски парня, удаляя всю историю сообщений и присылая ему в ответ: «У меня новый телефон, кто это?»
Несмотря на мои благие намерения, когда я пишу о мужчинах, они моментально чувствуют, как к их горлу приставляют нож. Даже цитирование некоторых парней в подписях к фото в Инстаграме вызывало у некоторых из них сердечный приступ независимо от того, каков был контекст! Возможно, причина тому то, что мужчины настолько привыкли все контролировать, что потеря контроля хотя бы на один момент чудовищно их пугает? Вероятно, они полагают, что я пришла в этот мир, чтобы подвергать их позору и порицанию, и что мое творчество служит исключительно негативным целям.
Думаю, мужчины подсознательно подозрительно и неприязненно относятся к женщинам, пишущим о них, потому что это ситуация, когда угнетенный пишет о своем угнетателе. Мужчин мучают угрызения совести, потому что в словах этих женщин, осмелившихся так честно и откровенно заявить о себе, присутствуют огромная мощь и опасность. Поэтесса Мюриэль Ракисер
[54] писала: «Что случилось бы, если бы женщина рассказала всю правду о своей жизни? Мир раскололся бы надвое». В 2017 году так и случилось, однако вместо одной женщины их было десять, и все они были богаты и знамениты
[55]. Пока я пишу это, мир все еще раскалывается надвое. Это одновременно и шокирует, и воодушевляет, и это необходимо для всех нас. Я понимаю, почему мужчины так боятся женщин, которые пишут правду о них. Им есть чего бояться.
Мужчины неприязненно относятся к женщинам, пишущим о них, потому что в словах этих женщин присутствуют огромная мощь и опасность
Тем не менее, как я говорила во вступлении (которое вы наверняка не читали, потому что решили, что вступление здесь просто для вида), я люблю мужчин, в особенности тех, с кем меня связывают романтические переживания! Я испытываю гигантский диапазон чувств по поводу ВСЕГО НА СВЕТЕ (я рыдаю над любой рекламой – будь то реклама автомобиля или политическая агитация, в которой играет песня Simon and Garfunkel «America»), а когда я встречаю настолько сексуального и привлекательного парня, что испытываю жгучее желание ходить с ним в кино на все киносеансы ближайшие сорок лет, будьте уверены, что я испытываю бурю эмоций. «Все тело мое покрыто проводниками»
[56] – писал Уитмен в «Песни о себе», которую я так люблю цитировать, хотя изначально я думала, что там что-то про электроды, пока не выяснила ее истинное значение. Для того чтобы понять и запомнить все эмоции, мне необходимо изложить их на бумаге, потому что, по словам моего друга, «у меня есть необъяснимое влечение к тому, чтобы делиться своей жизнью с другими людьми». Не могу не признать, что меня задевает, когда мужчины дрожат и съеживаются, узнав о том, что я написала о них, будто они услышали, как два надувных шарика трутся друг о друга. Но такова уж я, ничего не поделаешь! Я бы скорее предпочла быть смотрителем парка, но как бы люди посещали мои шоу, живи я вдали от цивилизации? Поэтому, когда мужчины так пугаются, они словно отвергают огромную часть меня. Вся я – это творческая личность, которая любит выпить кофе с друзьями и покупает себе скейт, хотя не умеет на нем кататься. Эти мужчины ЗНАЮТ меня. Мы совершили вместе кучу сорокапятиминутных поездок на метро, исключительно чтобы пообщаться у них дома! Надеюсь, они понимают, что я не стану ни с того ни с сего разоблачать их – хотя бы вначале пришлю им имейл!
