– Будь я проклят, если не сомневался в этом! – вскричал Эд, хохоча во все горло. – У меня всегда вызывали недоверие ее слишком уж мягкая походка и проницательный взгляд, который она бросает на мужчин. Но я не знал, как это проверить, черт меня возьми! Теперь все открылось, значит, я не ошибался. Однако, Ноэль, как ты мог ей позволить? Ведь герцог – лучший боец едва ли не во всем королевстве! Он мог ее убить!
– Если бы не его оруженосец, этим почетным званием ты наградил бы мою сестру, не так ли, Эд? Кстати, что ты скажешь: кто, по-твоему, лучше владеет мечом? Я имею в виду ее поединок с герцогом.
– Клянусь своей короной, – ответил за Эда Генрих, – в лучшем случае братец остался бы без руки, в худшем – без головы.
Эд не преминул заметить:
– Лучше уж без головы, чем стать мишенью для насмешек. Подумать только: брат короля, могущественный герцог Роберт Бургундский дрался на дуэли с женщиной, да еще и ранил ее самым подлым образом! Теперь его начнут презирать все, вплоть до поварят. Ей-богу, на его месте я бы повесился: с мертвого спросу нет.
Адвиса, держа под руку брата, внесла свою лепту:
– Пусть тотчас торопится на исповедь. Впрочем, что он скажет священнику? Драться с женщиной, пусть даже не узнанной, – позор для рыцаря. Святой отец не сможет отпустить ему такой грех.
– Однако поспешим во дворец, – заторопился король. – Похоже, Агнес получила серьезное ранение. Да утащат бесы в ад душу этого прихвостня моего братца, который заставил ее зажмурить глаза. У тебя хороший оруженосец, Ноэль, – прибавил он, хлопнув саксонца по плечу, – верный, как пес. Тебе можно только позавидовать. Тебе и твоей сестре, ведь он служит вам обоим. Сделай его рыцарем. Клянусь, тебе не придется об этом пожалеть. А сейчас идем!
– Не стоит ее беспокоить, государь, – сказал Ноэль. – Лекарь обработал рану, дал снадобье, и Агнес уснула. Это для нее теперь лучшее лекарство. Навестить ее можно будет только утром.
– Что ж, врачам виднее, кто станет с ними спорить, – развел руками Генрих и в сопровождении слуг и оруженосцев направился к дворцу. Ноэль с Арни ушли следом.
Зрители стали расходиться, возбужденные событиями дня и обсуждая их на все лады. На аллее остались три женщины. Ни одна из них не торопилась уходить. Видимо, им было что сказать друг другу.
– Ну как, милочка, – поддела Констанция свою подругу Аделаиду, – что скажешь о своем любовнике? Впрочем, что это я? О любовнице!
И она звонко рассмеялась. Адель не удержалась и тоже прыснула со смеху.
– Тебе все еще нравятся красавчики с мягким голоском, нежным личиком и белыми руками? – продолжала подруга. – Признайся, ты по-прежнему влюблена в рыцаря твоих грез, который, отвечая твоим запросам, оказался вдруг женщиной? – И она снова закатилась хохотом.
– Ах, мне не повезло, – удрученно развела руками Аделаида. – Как мне теперь выкрутиться из этого дурацкого положения, ума не приложу. Вдруг она рассказала кому-нибудь о том, как я хотела затащить ее в свою постель? Боже, если об этом пойдут сплетни, я сгорю со стыда.
Сестры расхохотались.
– Успокойся, Адель, – мягко произнесла Адвиса, – и выбрось эти мысли из головы. Агнес не просто женщина, она – рыцарь! Сильный, смелый, благородный и, главное, добропорядочный. Неужели ты думаешь, ей вздумалось бы выставлять тебя на посмешище? Даю голову на отсечение, она никогда этого не сделает, скорее, даст убить себя, чем выдаст чужую тайну. И ее нельзя не любить за это как женщину, как человека! На твоем месте я бы с ней крепко подружилась, а потом мы вдоволь посмеялись бы над неудавшимся любовным приключением.
– Ах, мадам, вы угадываете мои мысли, – схватив ее за руки, с жаром ответила Аделаида. – Ведь после всего, что случилось… после того, как я видела ее с мечом в руке… и главное, теперь, узнав всю правду, я готова упасть в объятия этой женщины и назвать ее своей сестрой! У нее такое благородное и чистое сердце! А как она смела! Боже мой, выйти на битву с самим герцогом Робертом! Ах, чего мне всегда не хватало в жизни, так это такой подруги! Я чувствовала бы себя как за каменной стеной и могла бы доверить ей любую тайну, не боясь, что она станет достоянием чужих ушей. Но близится вечер. Я пойду к ней. Быть может, она проснулась. Я хочу ее видеть.
И Аделаида оставила сестер одних. Они с улыбками глядели ей вслед. Неожиданно Констанция повернулась и взяла сестру за руку.
– Не сердись на меня из-за Ноэля, – мягко проговорила она. – Я понимаю, ты на целых десять лет старше меня, и это, скорее всего, последняя в твоей жизни любовь, но я хочу, чтобы ты поняла и меня. Уже десять лет, как я осталась без мужа. Наши двое детей умерли в младенчестве. Кто я теперь? Кому я нужна? Все меньше остается мужчин, и некому смотреть в сторону одинокой женщины, владелицы крохотного графства, пусть даже она и сестра короля. Я самая младшая в нашей семье и самая одинокая. У меня нет соседей и нет подруг. Но еще хуже, что нет детей. Тебе, наверное, этого не понять, ведь у тебя их четверо. Зачем, ты думаешь, я приехала в Париж? Потому что моя постель холодна, губы покрылись инеем, а тело забыло прикосновение мужских рук. А ведь я могла бы еще родить. Но от кого? На меня смотрят только как на сестру короля, но не более того. Ни один рыцарь не смеет даже взглянуть в мою сторону. Для него я всего лишь принцесса, недоступная, как сестра Богородицы или жена короля. А сиятельных графов здесь нет, но если и бывают, то не замечают меня. Понимаешь теперь, Адвиса, как мне тяжело, как грустно одной дожидаться старости в своем угрюмом, холодном замке?
Адвиса слушала ее, не прерывая. Их руки были сплетены, они делились одна с другой теплом своих тел, как делали это, вероятно, много лет тому назад, когда были детьми.
– И тут появляется он, рыцарь моей мечты, мужчина моих грез! – продолжала Констанция. – Но я не стремлюсь влюбить его в себя, выйти за него замуж и уйти с ним на край света. Нет, мне нужно только одно: затащить его в свою постель, чтобы родить ребенка, причем не слабого, болезненного, который умрет через пару недель, а здорового, розовощекого гиганта, который станет моим наследником. А разве от такого воина, как Ноэль, может родиться хилый ребенок? Рождается ли от льва зайчонок, а от орла – летучая мышь? Это мой шанс, Адвиса. Единственный, другого не будет. Могла ли я упустить такой случай? Никогда! Лучше умереть. Так и случилось, что мы с тобой повздорили. Но теперь все в прошлом. Я не собираюсь отнимать у тебя твоего германца, видит бог, я получила от него все, что хотела, но… как бы тебе это сказать… Впрочем, ты мать и поймешь меня. Я должна закрепить успех. Ведь с первого раза может не получиться, тебе ли об этом не знать. А они на днях уедут, и я никогда больше не увижу такого мужчину. Скоро на меня и вовсе перестанут обращать внимание, я стану просто реликвией. Увы, женщина рано стареет, тебе это известно лучше, чем мне, хотя и не скажешь, что тебе уже сорок три. Но тебя молодит любовь. А меня? Я давно забыла это слово, зато вспомнила, как пахнет мужчина. Ах, Адвиса, нет приятнее запаха для женщины, особенно если она, подобно мне, десять лет уже сама греет свою холодную постель. Ты в том же положении, что и я, и все же счастливее меня, потому что имеешь детей. Но скоро я сравняюсь с тобой, не пройдет и года, ведь у меня будет ребенок! И однажды, когда мы встретимся, я скажу тебе: «Помнишь ли, как во дворец к нашему брату приезжал рыцарь из Германии вдвоем с сестрой? И как мы повздорили из-за него, тоже помнишь? Его больше нет с нами, и вряд ли мы увидим его вновь, но я храню память о нем. Он оставил мне сокровище, дороже которого у меня ничего нет. Оно спит со мной, прижавшись к моему теплому боку, оно любит меня и называет мамой. И это сокровище – мой ребенок!» Есть ли что-нибудь сладостнее для женщины? Способна ли она променять свое дитя на все золото мира? Никогда! И в свой смертный час я буду думать о нем, моем ребенке, и он примет мой последний вздох, обращенный к нему…
