– Вот еще, какие возражения! – хмыкнул тот, пережевывая пищу, и повел рукой перед собой, приглашая незнакомцев занять место на траве.
Швабиец и саксонец уселись, но не рядом с ним, а поодаль, в пяти шагах, и принялись за еду.
Арни не спускал с рыцаря глаз, ожидая, когда тот закончит трапезу и станет запивать водой или вином – что было у него во фляге. Дождавшись благоприятного момента, он толкнул молодого графа локтем и прошептал:
– Пора.
Сам тем временем достал из сумы несколько яблок.
Ноэль глубоко вздохнул. Как спросить? Не оказаться бы в дураках. Но тот способ, что предложил верный оруженосец, выводил его из этого затруднения.
– Похоже, ты уже кончил обедать, – обратился он к рыцарю. – Но вот совсем худо, что у тебя нет фруктов. В нашем замке живет старая экономка, после еды она всегда съедает одно или два яблока, смотря по размеру. Она утверждает, что это молодит кожу, способствует лучшему усвоению пищи и продлевает годы жизни. В самом деле, ей уже за восемьдесят, а она, похоже, не торопится беседовать с Богом. Мы прихватили с собой несколько яблок прошлогоднего урожая, которые она дала нам в дорогу. Возьми одно, рыцарь, я желаю поделиться с тобой. Съешь – сразу почувствуешь сытость и легкость в желудке. Лови же!
И он бросил рыцарю красное яблоко. Тот поймал его, кивком поблагодарил и поднес ко рту… Но рука с яблоком застыла у рта, а губы так и остались приоткрытыми. Рыцарь недоуменно глядел на своих сотрапезников и явно не понимал, почему они оба глядят на него во все глаза. У одного при этом – оруженосца – взгляд косой и лукавый, а у другого – прямой и удивленный. Рыцарь посчитал это неучтивым и тут же не преминул высказаться по этому поводу, обращаясь к своему недавнему противнику:
– Отчего ты смотришь так на меня, странник? Или в тех местах, откуда ты родом, не считается невежливым заглядывать человеку в рот во время еды?
Ноэль, не обращая внимания на эти слова и все так же с изумлением глядя на рыцаря, попросил его, переглянувшись с оруженосцем:
– Покажи мне свои руки, путник.
– Руки? – нахмурился тот. – Зачем это?
– Я прошу тебя. Этим ты разрешишь наш маленький спор.
Недоумевая, рыцарь протянул вперед обе руки ладонями вниз.
– Ну вот, я же говорил, – усмехнувшись, прошептал Арни.
Ноэль отшатнулся и, не сводя глаз с собеседника, воскликнул:
– Ангелы небесные… Женщина?!
Рыцарь уронил яблоко, которое держал между ног, вскочил с места и схватился за рукоять меча.
– Я?! Ты это мне?! Как смел ты бросить такие слова мне в лицо? Если ты победил меня в поединке, разве это дает тебе право насмехаться надо мной, оскорбляя меня?
Ноэль, глядя на него, только смеялся и качал головой, обмениваясь взглядами со своим оруженосцем. Кажется, эта сцена забавляла обоих. Но не их недавнего сотрапезника. Он побагровел, сжал зубы; из глаз – того и гляди посыплются разящие стрелы ненависти.
– Обнажай свое оружие, рыцарь! – выкрикнул он, вынимая меч. – Клянусь, за эту шутку ты ответишь мне. Тебе не удастся уйти безнаказанным, и не воображай, что ты сильнее меня… – Неожиданно он нахмурился: – Отчего ты не принимаешь мой вызов? А-а, ты не привык драться пешим, только на коне? Или ты… Да в чем дело, черт возьми? Отчего ты хохочешь и не встаешь? Объясни же мне, что все это значит?
Ноэль, по-прежнему не вставая с места и глядя на рыцаря с улыбкой, ответил ему:
– Мой отец говорит мне: «Мой сын, ты можешь драться один против двух, трех, пяти, даже десяти человек, но никогда не дерись с женщиной. Это противно рыцарской чести. Мы не франки; только в той варварской стране мужчина может обнажить свое оружие против дамы».
Путник долго молчал, тяжело дыша и хмуро глядя на обоих сотрапезников. Потом бросил меч в ножны, опустил взгляд и уселся на прежнее место, ни слова не говоря. Впрочем, пытался было что-то произнести, разжимая губы. Потом увидел яблоко в траве и, как ни в чем не бывало, подняв, надкусил его. Наконец, пробурчав: «Будь все проклято!», покосился на молодого графа и спросил, не скрывая любопытства:
– Скажи, как догадался?
Ноэль объяснил, ориентируясь на признаки, указывающие, что перед ним женщина. Потом прибавил:
– Но я все еще сомневался, если бы не яблоко и не твои руки. Мужчина всегда сдвигает ноги, если ему что-то бросают; женщина при этом разводит их в стороны. А когда мужчину просят показать руки, он протягивает их ладонями кверху. Женщина поступает наоборот.
Рыцарь усмехнулся, посмотрел на свои ноги, потом на руки и покачал головой.
– Что же, сам пришел к такому выводу или подсказал кто? – снова поинтересовался он. – Сдается мне, это твой оруженосец, его рожа сразу показалась мне хитрой, как у лисенка.
– Правда твоя, – ответил Ноэль. – Без него мне не разгадать бы этой загадки.
Сощурив глаза, рыцарь поглядел на оруженосца:
– Смышлен, однако, плут. Видимо, не раз тебе, бездельник, приходилось бегать за девчонками и наблюдать их повадки?
– На то и овца, чтобы ее стричь, – наклонил голову Арни. – Только я, госпожа, никогда не посмел бы коснуться твоей тайны, если бы не чуял, что не простая ты женщина. Будь я проклят, если встреча с тобой не сулит моему господину удачу и счастье.
– Ого! Даже счастье? Уж не в жены ли прочишь меня своему хозяину? Рановато же. Скоро расцвел цветок, да столь скоро и опасть может. Однако угадал ты, рыцарь, – дама поглядела на Ноэля, – женщина перед тобой. Не казни себя, что, не распознав, кинулся в битву. Даже родная мать попадает впросак: увидев меня в монастыре, спрашивает, что здесь делает мужчина.
– Кто же у тебя мать?
– Аббатиса. Я – ее единственная дочь и зовут меня Агнес.
Ноэль замер. Аббатиса!.. Потом подумал, что это еще ни о чем не говорит.
– Так ты монахиня?
– Когда у короля родится сын, это еще не значит, что он будет монархом. Я живу в замке герцога Баварского, а моя мать – настоятельница регенсбургского монастыря.
– Выходит, пастырскому посоху ты предпочла копье, а монашеской рясе – кольчугу? Почему?
– Во мне живет дух рыцаря, а не монаха. Я не желаю давать никаких обетов и менять мирскую одежду на поповскую. Я не фанатична и не лицемерна – именно такие личности, с одной стороны, живут в монастырях. С другой стороны, монастырь – это тюрьма, куда водворяют тех, кого общество выбросило за борт. Со мной такие номера не проходят, я сама выброшу кого угодно, пусть даже то будет архиепископ или сам папа римский. Бог сказал: «Не служи никому, кроме Меня». И монахи свято блюдут эту заповедь. А я не желаю махать кадилом, если могу рубить мечом! Я не хочу благоговейно целовать распятие, если моя рука крепко держит копье!
– Что ж, неудивительно, – оглядел Ноэль с головы до ног несостоявшуюся монахиню. – Для такого роста и плеч двери монастырских келий слишком узки, а в самой келье ты просто задохнулась бы. К тому же ты, бесспорно, сильна. Куда деть силу в монастыре?
