– Монжуа!!! – раздался его громкий крик и, дав шпоры коню, герцог помчался крушить рога, меж которыми металась Агнес.
Услышав крик Эда, Ноэль повернул голову, побледнел и, кое-как выбравшись из сечи, беспорядочно отмахиваясь от врагов, что есть духу помчался к сестре. Не так уж далеко было до нее, и все же он опоздал: герцог оказался ближе.
… Агнес уже не надеялась выбраться живой из этой мясорубки и мысленно простилась с матерью и братом, как вдруг вихрем налетел герцог Бургундский и вмиг разметал в стороны бороды и рога. Подоспели его графы и сообща покончили с неприятелем. И попадали на землю, перемешанную с кровью, шлемы с этими рогами и без них.
Агнес вздохнула, взялась рукой за грудь и поняла: там, под доспехами, все в крови. Поймав взгляд Роберта, благодарно улыбнулась ему. Отвернувшись, герцог Бургундский помчался преследовать противника, который к тому времени торопливо покидал поле боя. Это была уже горстка воинов, подавленных морально, разбитых физически. Их не стали преследовать. Две трети мертвыми лежали здесь, кому нужны жизни остальных?
Так закончилась битва при Валь-эс-Дюн.
Нигель де Сент-Совер вместе с горсткой своих людей бежал на запад и укрылся в Бретани у одного из своих родственников. Но тот вскоре выгнал неугодного гостя, и опальный виконт вернулся в Котантен, свои законные владения. Неудачи, однако, продолжали преследовать его: он был объявлен оборотнем и изгнан за пределы герцогства.
Ги Бургундский, кузен Вильгельма, заперся в замке Брион. Целых три года продолжалась осада замка. В конце концов, Ги сдался, лишился своих земель Брион и Вернон и навсегда покинул Нормандию. Остальные, оставшиеся в живых, признали власть Вильгельма и принесли ему клятву верности.
Прощаясь после битвы с Ноэлем и Агнес, герцог выразил надежду всегда видеть их у себя самыми желанными гостями. Брат с сестрой поклонились в ответ, и он ушел отдавать дальнейшие распоряжения. Агнес поинтересовалась, далеко ли врач: ее беспокоило былое ранение. Ноэль помчался за лекарем. Тот осмотрел рану, поворчал, выражая недовольство по поводу своих рекомендаций, но успокоил Агнес, сказав, что лопнул шов, только и всего. Наложив повязку, он запретил ей брать в руки оружие. Надолго ли? Лекарь пробурчал что-то в ответ, разведя руками, и торопливо ушел: ему хватало работы.
Войско тронулось в обратный путь.
– Я ненадолго, – сказала Агнес брату и повернула вправо.
Ноэль увидел там Генриха со свитой. Оба брата ровной рысью двигались следом за ними. Агнес приблизилась к Роберту.
– Благодарю тебя, герцог. Не подоспей ты вовремя, моей матери пришлось бы облачиться в траур.
– Этого не случилось бы. Всему виной поединок, – глухо ответил герцог, отворачиваясь и уставив взгляд промеж ушей коня.
– Твоя правда. Ты чуть не отнял у меня жизнь, но ты же и спас ее.
– Твой брат сделал бы это не хуже меня. Я всего лишь на миг опередил его.
– Так или иначе, я увидела в этом волю провидения.
– Не говори мне, что ты у меня в долгу. Я рассчитался за свой удар, только и всего.
– Значит, ты лишь вернул мне долг?
– Да, Агнес.
– А прощение? Ты о нем забыл?
– Ты обещала дать мне его, если я совершу подвиг. Время еще не пришло.
– Разве то, что ты пошел в битву рука об руку с братом, ни о чем не говорит? А ведь вы когда-то враждовали.
– С тех пор утекло много воды.
– Вы и сейчас не осень-то дружны. Поэтому согласие стать с Генрихом плечом к плечу – уже есть для тебя подвиг.
– Этим я обязан только тебе, Агнес. Ты ведь так и не простила… Это и заставило меня ринуться в битву.
– Ты мог найти в ней свою смерть.
– Не лучше ли это, нежели служить объектом насмешек и остаться непрощенным?
– Насмешки исчезнут, едва люди узнают о твоем благородном поступке и твоей победе.
– Битву выиграли король Генрих и герцог Вильгельм. Мне выпало лишь преследовать неприятеля.
– Нет, герцог! Ты готов умалить собственные заслуги в пользу других, не претендуя на свой весомый вклад. И я восхищена твоим благородством. Но есть и другая победа – та самая, когда человек побеждает самого себя. Ты хотел вымолить у меня прощение? Так знай же, я от всей души даю тебе его, герцог Роберт Бургундский! И да уготовит тебе отныне Господь, как раскаявшемуся грешнику, врата Эдема!
Сказав свое последнее слово, Агнес повернула коня.
Прошло совсем немного времени, и герцог выпрямился в седле. Лицо его посветлело, брови распрямились, и глаза, оторвавшись от ушей коня, глядели теперь только вперед. Он был прощен этой женщиной, а это значило для него больше, чем отпущение грехов.
Глава 16. Как язык может одержать верх над мечом
Наконец, прибыли в Париж. Генрих был доволен: теперь Вильгельм у него в долгу. Пусть набирает силу, его помощь понадобится в борьбе с могущественными соседями – графами Анжуйским и Блуа. С запада приходили тревожные вести: оба эти волка совершают разбойничьи набеги на соседей, угрожая Нормандии и его собственному домену. Однако Эд, хоть и считался легкомысленным, сумел заглянуть далеко вперед.
– Время летит быстро. Волчонок, которого ты спас, скоро станет матерым зверем, – сказал он брату. – Берегись, Генрих. Своей мощью герцог Нормандский сможет подавить короля Французского.
– Чепуха! – махнул рукой Генрих. – Ему не скоро стать сильным правителем. Пройдет не один год, пока он усмирит своих баронов.
– На всякий случай, стоит заручиться поддержкой фландрского правителя. Нельзя терять дружбу своего зятя.
– Считаешь, надо идти к Бодуэну?
– Что мешает тебе, оказав помощь Вильгельму, проявить такую же заботу о его кузене?
– Император Генрих Черный! Вот кто меня беспокоит, Эд. Не думаю, что вмешательство французского короля в дела Фландрии вызовет у него бурю восторга.
Поэтому Генрих не удивился, когда на другой день дворец облетела неожиданная весть: сам император пожаловал к ним в гости.
Оба короля поздоровались, обменявшись рукопожатиями, и не спеша пошли вдоль галереи, ближе к окнам. Французские придворные с любопытством оглядывали свиту императора, присматриваясь к одежде германцев, их оружию, слушая их язык. Но гости были в таких же штанах ниже колен и длинных туниках, перехваченных поясом у талии. Их панцири и оружие остались внизу под надзором оруженосцев, а переговаривались они лишь между собой, да и то тихо, так что ничего и не расслышишь. Зато громко говорил Генрих Черный. Придворные были приятно удивлены: хоть и ломаный, а все же их, франкский язык.
– Король Французский, брат мой миропомазанный во Христе, – начал гость, – я приехал к тебе не как император, а как король соседней державы. Империи угрожает опасность с севера, и мне не хотелось бы, чтобы в числе ее врагов оказался бы и французский король, к которому я всегда испытывал дружеские чувства.
