– Приедешь домой – начинай собираться в поход, – сказал Генрих Черный Ноэлю. – Тебе известно, идет война с Лотарингией, да тут еще фламандцы с фризами
[91]. Герцог Швабский собирает войско. Вероятно, отправится на войну и твой отец, граф Эд.
– Мы вассалы герцога, наш долг повиноваться ему.
– Агнес баварка, к тому же женщина. Война не для нее. Пусть выходит замуж и растит воинов для империи.
Агнес опустила голову. Путешествие в страну франков оказалось для нее последним.
Она захотела остаться с императором наедине. Ноэль вышел. Его обступили сестры короля. Адвиса пала духом, узнав, что он не станет провожать ее. Констанции же больше нечего было желать.
Агнес попрощалась с Аделаидой. Та обняла ее, поцеловала в щеку, сказала:
– Любопытную встречу трех правителей пришлось нам наблюдать в этом году, Агнес: двух Генрихов и одного Вильгельма. Странная закономерность: разница между ними в десять лет. Вильгельму девятнадцать, одному Генриху двадцать девять, другому тридцать девять. Да, ты знаешь, – вспомнила она, – наш король собирается жениться. Какая-то далекая Русь… дочь киевского князя…
– Я слышала об этом, Адель, от самого короля. Долго он собирается; не молод уже.
– Да ведь он был женат. Поначалу за него собирались выдать одну из дочерей Конрада Второго, но та внезапно умерла. Представь, ей было всего семь лет. Останься она в живых, король Генрих стал бы зятем императора.
– Был и другой союз?
– И тоже неудачный. Около трех лет прошло, как во время родов умерла его жена Матильда, дочь Фрисландского маркграфа. Так что будущий брак – третий по счету.
– Ему пора уже иметь наследника: смерть не устает собирать свой урожай с каждой войны.
– Мужчин становится все меньше. Но ты не пойдешь воевать, я знаю. Женщин не берут. Лишь Богу ведомо, когда мы теперь встретимся, Агнес. Я ведь тоже скоро уеду из Парижа в свое графство между Нормандией и Фландрией. Там есть земли короля. Небольшие, правда.
– Как только улажу свою личную жизнь, приеду к тебе, Адель, клянусь. Ты хорошая подруга, и я люблю тебя.
Аделаида прослезилась.
Этим же вечером в одном из коридоров Агнес повстречался герцог Бургундский. Как всегда, она хотела отвернуться и пройти мимо, но он остановил ее.
– Постой! Гордая нормандка… Отчего ты, суровая, как Меропа
[92], прячешь от меня лицо? Или ты, презрев сестер, полюбила смертного?
Агнес пристально посмотрела ему в глаза.
– Не возомнил ли ты себя, герцог, одним из богов Олимпа? Знай же, мой Сизиф на потеху тебе не станет катить в гору камень, который постоянно сваливается с вершины. Тебе не удалось низвергнуть его в тартар
[93]. Скорее, он был властен над тобой, нежели ты над ним, богом, даровавшим тебе жизнь на земле, а не в безднах Аида.
– Что ж, и это было бы неплохо, ведь когда-нибудь, подобно циклопам
[94], я вернулся бы на землю. Но, вижу, ты гордишься своим рыцарем? Однако он всего лишь твой брат; выходит, сердце твое свободно?
– Если так, то что из того?
– Мне нужна такая женщина, как ты. Я хочу сделать тебя своей женой. Мы раздвинем границы Бургундии, завоюем Шампань, Анжу, Блуа! Я выгоню короля и займу его место! Но это будет не Франция, а Бургундия – огромная держава от границ Фландрии на севере до Аквитании на юге, от Бретани на западе до Лотарингии на востоке! Я породнюсь с императором, войду в доверие к папе, положу к твоим ногам Европу! Я…
Сузив глаза, Агнес бросила на герцога взгляд, полный презрения. Это сразу охладило его; он сжал зубы, сдвинул брови:
– Ты смотришь на меня как на человека, думающего только о себе.
– Думать о себе не вредно и не считается недостатком, в противном случае это выглядело бы неестественным, – холодно ответила она. – Но ты забыл о своей семье. А супруга? Она тебе больше не нужна?
– Я брошу ее, дам детям земли, а с тобой мы будем жить во дворце, который затмит собой чертоги моего брата. Только дай согласие!
– Что ты собираешься сделать со своей женой? Отравить, удавить, утопить?
– Мы разведемся.
– Церковь запрещает развод. Расторжение брачного союза не существует как таковое, тебе ли об этом не знать? Но есть весомая причина: бессилие супруга. Тебя посетила эта бесстыдная ирония природы? Как же, в таком случае, ты собираешься жить со мной?
– Я полон сил! Ни одна женщина не сможет сказать, что я оставил поле боя посрамленным.
– Есть и вторая причина: бесплодие. Но не смешно ли говорить об этом, зная, что у тебя пятеро детей? Каков же выход? Только один: избавиться от жены насильственным путем. Выходит, ты предлагаешь построить наше счастье на ее крови?
– Но есть и третья причина! Кровное родство! Я представлю дело так, что оно осталось незамеченным при вступлении в брак.
– А теперь что же, всплыло наружу?
– И я это докажу.
– Попытаешься найти общего прадеда в ваших родовых ветвях? Боюсь, я успею состариться в ожидании результатов поисков, которые в конечном счете ни к чему не приведут.
– А если ты ошибаешься?
– Тогда твоя Гера вонзит кинжал в спину Ио
[95]. К тому же я мечтаю выйти замуж за того, кто любит меня, видя во мне женщину, а не только воительницу.
– Но я люблю тебя! Разве ты сама не видишь? Ведь это любовь толкает меня на безумство.
– Любишь? – усмехнулась Агнес. – К чему тогда жениться? Люби на расстоянии, так вернее. То, что люди называют любовью, исчезает без следа после свершения брачного союза.
– Но ты и без союза недоступна для меня!
Агнес холодно посмотрела на герцога и жестко ответила:
– Моим детям не нужна кровь Капетингов, это сильно укоротит их дни.
И ушла – величаво, высоко подняв голову.
