Роберт, сжав челюсти, исподлобья, тупо и не мигая глядел ей вслед. К нему подошли воины из его свиты; сцена не прошла для них незамеченной. Один из них, его наперсник, разведя руками, констатировал грустный факт:
– Увы, герцог, твоя нимфа исчезла, как Нефела
[96]. Больше она не вернется.
Сверкнув глазами и сжав кулаки, герцог Бургундский процедил сквозь зубы:
– Это единственная женщина, которую я не покорил.
Глава 17. Возвращение
Выехали рано поутру, надеясь ближе к полудню где-нибудь переждать жару. Миновав Большой мост и первый перекресток, повернули направо. Дорога эта вела в Мо через лес Бонди.
– Похоже, герцог так и не нашел пути к твоему сердцу, Агнес? – проговорил Ноэль с легкой улыбкой.
– С чего ты взял, что он искал этот путь?
– Только слепой мог не видеть, как он мечтает заполучить дочь нормандского народа. Он простился с тобой?
– Да, я повстречала его в коридоре вчера вечером.
– Что он тебе сказал? Но если это секрет, можешь не говорить.
– У меня нет от тебя тайн, Ноэль, и не может быть. Скоро ты узнаешь, почему. Что касается герцога, то он предложил мне стать его женой.
– Ба! При живой супруге?
– Он собрался упечь ее в монастырь.
– Ну, и что же ты? Отказалась стать герцогиней?
– Представь. Я послала его ко всем чертям.
– Роберта Бургундского?..
– Я расправлялась с папами, что мне какой-то герцог!
Некоторое время помолчали. Слева показалось предместье Сен-Жерве, вытянутое с запада на восток, утопающее в зелени. Всё с той же легкой иронией Ноэль обронил:
– Не везет тебе с мужчинами, Агнес.
Она неожиданно вспылила:
– Зато тебе везет с женщинами! Сначала Гертруда в Госларе, потом Адвиса, за ней Констанция… О, они долго будут помнить встречу с потомком Хрольфа Пешехода! А их фрейлины в Невере и Париже? Те просто готовы были тотчас выпрыгнуть из своих туник. Если бы не расторопность сестер короля, каждая из них побывала бы у тебя в постели.
Ноэль от души смеялся, качая головой.
– Агнес, сестренка, ты преувеличиваешь.
– Видела я их глаза! Они горели, точно у сук во время течки.
– Наверное, им хотелось иметь здоровое потомство.
– И твои дети составили бы впоследствии лучший отряд непобедимых воинов в гвардии короля!
– Думаю, король был бы благодарен мне за это.
– Да так, что с появлением новых самок звал бы тебя в гости каждый год!
– Чего ты бесишься? Перестань, Агнес, будь добрее. Тебе пора рожать, это сделает тебя мягче. Решено, как только приедем в замок, найду тебе подходящего мужа.
– Ну, это уж я как-нибудь сама, – загадочно покосилась на брата Агнес.
Во время привалов она нередко уединялась с Полетом. О чем вели они беседу, поглядывая на Ноэля, осталось неизвестным. Император, сидя у костра, кивал в их сторону:
– Не иначе как эти двое что-то затевают. Что за тайны у них, Ноэль, не пытался узнать?
– Они держат рот на замке, а едва я подхожу, начинают болтать о всяких пустяках.
В ответ Генрих двусмысленно улыбался, теребя бороду.
Через несколько дней добрались до Туля.
Епископ Бруно радушно встретил гостей. Он ждал императора, зная, что тот непременно остановится у него на пути из Парижа. Епископ вел крупную игру с Римом; ставки в этой игре – человеческие жизни, конечная цель – святой престол. Он отослал письмо, где указывал на незаконный выбор папы Климента. У того, оказывается, уже была епархия, поэтому управлять одновременно Римом и Бамбергом он не мог. К тому же он являлся дальним родственником германского короля, что тоже не допускалось. Предстоял процесс. Но он мог затянуться. Бруно это не устраивало. Будучи сторонником решительных действий, он принял свои меры. Ему было хорошо известно, что Климент любил подсластители, в качестве чего использовал свинцовый сахар или дефрутум, который одновременно являлся лекарством. Сахар этот образовывался путем выпаривания виноградного сока в свинцовых котлах. Но всякое лекарство лечит до тех пор, пока его доза явно не завышена. Тогда оно становится ядом…
Бруно сообщил императору, что до него дошли сведения о слабом здоровье Климента. Надо что-то делать. Как бы в Риме опять не начались раздоры. Генрих ответил, что в этом вопросе одобрит любое решение своего дяди.
Епископ торжествовал. Это было то, чего он добивался. Долой митру, пора венчать голову тиарой! Неожиданно с ним захотела побеседовать Агнес. Он удивился: любопытно, что ей понадобилось? Дочери он ни в чем не мог отказать, если это было в его силах. А Бруно мог всё или почти всё. И Агнес лишний раз убедилась в могуществе своего отца. Из его покоев она вышла с победоносной улыбкой.
Выехав на другой день из Туля, переправились через Мозель и взяли курс на Страсбург. Император со свитой на несколько дней остановился во дворце епископа Гийома Баварского, а Ноэль с Агнес наутро следующего дня направились по дороге на Констанц.
Арни ехал позади. Дорога к дому бодрила его, поднимала дух. Теперь он не вздыхал и не чесал затылок, как много дней тому назад, когда его господа решили предпринять новое путешествие. Однако временами он хмурил лоб, обуреваемый невеселой думой: неужели опять в поход, ведь Ноэль скоро отправляется на войну! И Арни подумал, что неплохо бы отказаться: надоело уже странствовать. Надо будет поговорить об этом с графом, в замке есть другие оруженосцы, моложе его.
Но вот и место их встречи с Агнес, уж больше года тому назад. Интересно, вспомнят ли об этом брат с сестрой, совсем недавно – два рыцаря, не поделившие дорогу? Вспомнили. Остановились здесь, на правом берегу Рейна, постояли, обменявшись несколькими фразами и указывая руками, где ломали сук и сидели за трапезой.
Наконец, тронулись дальше по дороге, проторенной торговыми караванами. Было не жарко: небо облепили клочья ваты с серыми днищами. Сквозь редкие просветы торопилось проглянуть солнце, но кудрявые великаны с белыми бородами немедленно прятали его за своими плечами.
Агнес молчала. Покачиваясь в седле, она задумчиво глядела вдаль, где поблескивали рассыпанные по равнине озерки, где били ключи, рождавшие Неккар и Дунай.
– Отчего ты молчишь? – спросил Ноэль. – Тебя что-то беспокоит?
Не меняя направления взгляда, Агнес бесстрастным голосом ответила:
– Я думаю о свадьбе.
– Чьей?
– Моей.
