– Принять корону из рук папы дело нехитрое, да только и папа не дурак. Слышал я, их там уже четверо. Дав мне высшую власть и дождавшись, пока я уйду из Рима, четверка эта еще пуще станет бесчинствовать, уповая на безусловно хорошие отношения с императором и грозя ослушникам моим именем. Что же, выходит, своей же рукой я стану расширять рану, о которой шла речь, и заставлю еще ниже опустить голову бедный, бесправный итальянский народ?
– Он будет стонать от гнета папства еще столько времени, сколько ты будешь готовиться к предстоящему походу. В твоей власти положить конец бесчинству пап и антипап, занимающихся не вопросами святой веры, а открытым грабежом народа, издевательством над ним и самим христианством. Они шатаются по кабакам в обществе друзей-пьяниц, устраивают оргии, проводят ночи с непотребными девками, оскверняя этим святыню – трон самого Господа! Долго ли это еще будет продолжаться? Ужели душа твоя не протестует, а рука не стремится покарать виновных? Только сильная власть императора способна остановить разгул бессовестных авантюристов, каждый из которых объявляет себя папой в зависимости от того, как того хочет местная знать.
– Что ты предлагаешь, епископ?
– На престоле нет папы. Тот, что сидит сейчас – полное ничтожество. Сбросить его оттуда и остальных вместе с ним – вот твоя задача.
– Кто же, в таком случае, сделает меня императором?
– Тот, которого ты возьмешь с собой и посадишь на трон. Этот человек, являясь твоим ставленником, наведет порядок в христианском мире.
– Уж не себя ли прочишь на это место, дядя? Говори смело, клянусь, я не имею ничего против этого. Не забудь только оставить преемника в тульской епархии.
– Нет, Генрих, – вспомнил Бруно свои недавние размышления по этому поводу, – я не гожусь для этой роли. Уверен, подумав, ты найдешь подходящего кандидата. Я помогу тебе, вместе мы обсудим этот вопрос. Понимаешь меня? – понизил он голос, испытующе глядя на племянника.
– Хорошо, – кивнул Генрих. – Отложим пока нашу беседу. Разговор серьезный, в одночасье такой вопрос не решить.
Епископ согласно прикрыл глаза веками, дав понять легким движением руки, что время и место для прений, разумеется, не совсем подходящие.
Генрих собрался уже отдать распоряжение относительно гостей, как вдруг придворные зашумели и, мгновенно замолчав, расступились в стороны. Герольд возвестил:
– Ее величество королева!
В зал вошла неторопливой походкой женщина в зеленой мантилье поверх кружевного блио. Рядом кормилица вела за руку годовалую девочку. Ребенок с любопытством озирался вокруг, семеня ножками, и вдруг резко остановился, от удивления положив палец в рот. Взгляд его был устремлен на двух рыцарей. Девочка никогда не встречала здесь этих людей, к тому же впервые видела таких великанов. Примерно то же произошло и с королевой. Увидев брата и сестру, она в замешательстве вперила в них любопытный взгляд, забыв даже припасть к руке епископа.
– У нас гости, Генрих? Почему ты не послал за мной? – не глядя на супруга, спросила королева, женщина роста выше среднего, зеленоглазая, тонкобровая, с припухлыми губами и большими серьгами в ушах. Голову она держала прямо, в волосах у нее пряталась диадема с ромбовидным изумрудом спереди. – Кто ты, рыцарь? – подошла она к Ноэлю.
– Мы прибыли ко двору германского короля вместе с его преосвященством, – ответил молодой граф, отвешивая поклон.
Королева стремительно оглянулась, шагнула в сторону.
– Прошу простить, епископ, – и коснулась лбом протянутой руки. – Зрелище столь необычное… – Она кивнула на обоих рыцарей. – Я много слышала о вас. Король хвалит, заявляя, что нет человека благочестивее Бруно Эгисхайма. Чему мы обязаны чести принять у себя столь высокого гостя? Туль не в двух милях, добраться до Гослара непросто.
– Его преосвященство уже посвятил меня в цель своего визита, – подал голос король, недовольный чрезмерной активностью супруги. – Подробности станут известны в самом скором времени.
Королева закусила губу. Надлежало ловко избегнуть наступившего молчания, и она о чем-то негромко спросила епископа; тот так же тихо ответил ей.
– Познакомься с моим братом. – Генрих положил Ноэлю руку на плечо. – Мы не виделись добрых пятнадцать лет. Он сын графа Эда, моего дяди.
Королева подошла ближе, глаза ее излучали интерес. Что сказать, она не знала. Как и о чем говорить с таким гигантом – не имела представления. Вместо нее заговорил король:
– Ты сын графа, Ноэль, а моя супруга дочь герцога. Ее отец – Гильом де Пуатье, правитель Аквитании. Так что королева Германии родом из племени франков. Женщины у них носят титул «мадам», иного дочь герцога Гильома не приемлет.
– Я запомню это слово, государыня, – слегка поклонился Ноэль. – Жаль, что оно не в ходу у германских женщин.
– Вряд ли оно подошло бы твоей спутнице, – сказала королева, переводя взгляд на дочь Бруно, – ведь она больше похожа на рыцаря, нежели на женщину. Как я догадалась? – игриво улыбнулась она. – Ну, здесь нет ничего мудреного для женского взгляда. Твое имя, женщина-рыцарь, и кто ты? Уж не доводишься ли сестрой своему спутнику? Но не похоже: разные лица. Скорее я могла бы предположить, что ты дочь епископа Бруно, я вижу у вас обоих много общих черт. Скажи, не ошиблась ли я, и если да, то в чем?
Дочь аббатисы поведала королеве все то, о чем всем уже стало известно.
– Так тебя зовут Агнес? – обрадованно воскликнула королева, держа радушную улыбку. – А меня – Агнесса. Всей разницы две буквы, забыв об этом, мы с тобой тезки.
– Я очень рада, государыня.
– Я тоже! Давно вы приехали? Ах да, я же знала. Боже, я так рада! Ваше преосвященство, позвольте попенять вам на вашу нерадивость в этом вопросе. Как, иметь такую взрослую дочь и не представить ее ко двору короля!
– Ваше величество, поверьте, едва я нашел свою Агнес, как тотчас тронулся в путь. Я предполагал, что вас обрадует это известие. И вот мы здесь! Король получил брата, а его супруга, смею надеяться, если не подругу, то приятную собеседницу.
– Да, епископ, именно так! – воскликнула королева и, уже не обращая внимания на супруга, принялась забрасывать дочь епископа вопросами: – А сколько тебе лет, Агнес? Правда? Мне показалось, ты намного старше, а ведь я всего на четыре года моложе тебя.
Услышав детский визг, она обернулась.
– Полет, негодник, что ты делаешь? Убери сейчас же Адельгейду со своей ноги, ты уронишь ее! Агнес, погляди, какая у нас замечательная дочь! Адель, девочка моя, иди сюда, я познакомлю тебя с женщиной-рыцарем…
Мужчины переглянулись. Каждый с улыбкой вздохнул. Генрих в ответ на взгляды развел руками:
– Что поделаешь, королева скучает. Каждое новое лицо при дворе – сродни революции. Что касается твоей дочери, епископ, то, ей-богу, дамы уже подружились или я ничего не смыслю в людях. Но оставим их, пусть сами решают свои дела. Мне же надлежит заняться вами обоими.
