И Ноэль с епископом отправились вслед за королем.
Двор потихоньку стал разбредаться, обсуждая приезд гостей.
Женщины во главе с королевой, не умолкавшей ни на минуту, тоже направились к дверям. Шут и кормилица держали маленькую Аделаиду за руки с обеих сторон.
В дверях шут внезапно остановился.
– Кажется, мы кое-что забыли, покидая этот зал.
– Забыли? – вскинула брови Агнесса де Пуатье. – Что же именно, Полет?
– Меч Антея. Он так и остался лежать на полу. Кто теперь уберет его, а ведь это я его принес. Фрейлейн, – бросил он взгляд на дочь епископа, – не поможете ли вы бедному, слабому шуту?
– Охотно, – с улыбкой кивнула Агнес и, не успел еще Полет подбежать к мечу, как она взяла этот меч одной рукой и выбросила за дверь.
Брови у шута изогнулись дугой. Они до тех пор ползли кверху, пока его колпак с погремушками не съехал набок.
– Знаешь, какая у меня мечта? – спросил он.
– Перестать быть шутом?
– Ничуть не бывало. Я говорю то, что думаю, и если высокородным господам не нравится, получаю лишь ладошкой по затылку. Другие за такую же шутку удостаиваются удара топором. Всё же любой может обидеть шута, и некому пожаловаться. У кого станет искать защиты розовый куст? Он обороняется своими шипами; способный шут – своим языком. Но я боюсь, его могут отрезать. Вот если бы у меня был друг, готовый встать на защиту… Клянусь своими бубенцами, он не пожалел бы о такой дружбе. А если это к тому же будет женщина…
– А как же Липерта? Твоя подружка? – засмеялась Агнес.
– Эту тыкву никто не срывает, все только пинают ногой. К тому же она соня, целыми днями только и знает, что ест да спит. Я привел ее сюда, вытащив с грядки.
Женщины рассмеялись.
– Хорошо, Полет, пока я здесь, тебя никто не посмеет обидеть. – И Агнес ударила шута по плечу.
Бедняга свалился с ног и кубарем покатился по полу.
– Прости, дружище, я не нарочно, – подняла его дочь епископа и поставила на ноги.
– Могла хотя бы предупредить. Тигр – и тот рычит, давая знать, что он близко. Но вообще, ты мне нравишься: не из тех, что плюют в колодец, уверенные, что им не придется из него напиться.
– Это ты верно заметил, шут. А теперь признайся мне, ведь ты совсем не дурачок, верно? Пусть эта тайна останется между нами: мною, королевой и кормилицей.
– Дурачок тот, кто назвал меня так, – ответил Полет. – Это был не король, другой человек. Он мог бы приобрести друга, а нажил врага. Фигляр может быть очень хорошим приятелем, но не позавидуешь тому, кого он считает своим врагом. Его язык – что бритва: когда надо, она поможет отсечь лишнее, а от неосторожного с ней обращения рискуешь порезаться в кровь.
– Не всякий может высказаться столь мудрено. Кто тебя научил этому?
– Вздор! С чего ты взяла? Я всегда говорю лишь глупости. А знаешь, почему? Потому что вижу одних только красивых женщин.
Все трое переглянулись, пожали плечами. И уставились на шута. Должен же он пояснить. И он пояснил:
– Если женщина красива, она глупа. К чему вести с ней премудрую беседу? Ум с красотой не дружен. Павлин красив, но не может петь так, как серый соловей.
– Вот так-так! Выходит, я уродина, коли ты говоришь со мной серьезно?
– Где ты видела серьезных шутов?
– Ага, значит, я достойна мужского внимания?
– Как и любая. Среди женщин нет уродин, как нет их среди птиц. Все одинаковы. Разница в том, что одни красивы, другие не очень, на одних глаз отдыхает, на других закрывается.
– Слава богу, хоть так, – деланно вздохнула Агнес, переглянувшись с королевой. – Стало быть, я не из тех, при взгляде на которых хочется закрыть глаза?
– Разумеется, но и красавицей назвать тебя было бы несправедливо.
– Да, конечно… я знаю… – согласилась Агнес.
– Не огорчайся, фрейлейн, или, если хочешь, сеньора, – взял ее за руку шут. – Ничего в этой жизни не потеряно для тебя. Запомни лучше, что я тебе скажу и постарайся утешиться этим: если женщина не красива, стало быть, она умна, ибо спутником красоты всегда было легкомыслие. Лучше быть умным филином, чем глупым фазаном. Но, как и всякое, это правило содержит исключение; сюда я отношу нашу королеву.
И шут, выставив вперед полусогнутую ногу и раскинув руки, сделал почтительный поклон.
– Ах, льстец, – пожурила его Агнесса де Пуатье, – как тонко почувствовал момент для затрещины. А теперь уже и не за что давать ему подзатыльник; напротив, он видит во мне красавицу, к тому же умную.
Поглядев на нее исподлобья и искоса, шут засмеялся. Потом сказал:
– Жаль, что я не гадаю по руке. Мне кажется, Агнес, что тебя ожидает завидное будущее, но я не уверен. О ее величестве я не смею говорить: у царственных особ свои прорицатели.
– С чего же ты взял, что я буду счастлива? – спросила Агнес. – Как узнал об этом?
– Я ведь сказал: не уверен. Кто угадает, станет ли деревом маленький росток?
– И все же ты предположил.
– Я поглядел в твои глаза. Они излучают тепло, но в них много грубости и жестокости. И все же тепло победит. Есть где-то колдунья, которая безошибочно ответит тебе, сверив еще и с рукой. Хочешь узнать свою судьбу?
– Конечно, еще бы! – ответила за Агнес королева. – Говори скорее, Полет, как найти эту колдунью?
– Ответ знает только ветер, – вздохнув, сокрушенно развел руками шут. – Я никогда ее не видел, но люди говорят, она ходит по городам, чего-то ищет. Чего – не знает никто. Может быть, она забредет и в наш город.
– А кто она? Как ее зовут?
– Она появляется с ветром, а разве у ветра есть имя? Говорят, ей подвластны силы ада, но я бы вошел в сговор с чертями, если они пообещают избавить меня от любой хвори.
– Она, что же, еще и знахарка?
– Она – та, кто может поднять мертвеца из могилы, моя королева.
Глава 10. Место действия – трон наместника Христа
На другой день король пригласил гостей к себе в кабинет. Они с дядей уселись в кресла, брат с сестрой – на стулья. Слева от них – стол, камин, секретеры; справа – окно с цветными стеклами.
Епископ давно готовился к этому разговору. Ему надо было многое сказать. И монарх должен поступить так, как он, Бруно, решил. Вот для чего тульский властитель предпринял эту поездку. Он станет папой, но не сейчас, когда у него много конкурентов. Их надо убрать рукой императора, а потом и его самого низвести до положения раба. Но это после того как он, граф Дагсбургский, сядет на трон – свободный, без претендентов.
Поговорив о том о сем, поинтересовавшись урожаями, состоянием местной епархии и доходами с феодов в королевскую казну, епископ заговорил о главном, отвечая на вопрос короля о том, что беспокоит тульского пастыря:
