– Зевс не допустил бы такого, молнией поразил бы ослушников, вероотступников, – ввернул веское замечание Ноэль, незаметно улыбнувшись сестре.
– Поэтому люди верили ему, боясь его, не позволяя себе даже в мыслях держать дурное и сомневаться в силе и могуществе верховного владыки. Ныне верует кто во что горазд, а иные и вовсе не признают власть Бога. Всё оттого, что трон святого Петра осквернен нечестивцами, торгашами и блудниками, которые ко всему прочему откровенно грабят свой народ, вызывая у людей гнев и презрение к верховному пастырю, желание восстать и свергнуть его. Тяжелые времена, тяжелые… – снова вздохнул епископ, устремив вдаль долгий неподвижный взгляд дымчатых глаз. Неожиданно оглянулся на обоих спутников: – Нехорошо, что вы оба в разговоре часто ссылаетесь на языческих богов и героев. Следует отказываться от античности, а примеры лучше брать из Священного Писания. Еще блаженной памяти папа Григорий Первый говорил: «Негоже одними устами возносить хвалу Юпитеру и Иисусу Христу».
– Полагаю, ваше преосвященство, – возразил Ноэль, – безоговорочное отрицание античного наследия немыслимо. Это история Священной Римской империи и культура ее народа. Разве можно вычеркнуть античность, ее героев и богов, которым поклонялись великие люди древности – Юлий Цезарь, Александр Македонский, римские императоры и, наконец, вся Европа? Нельзя сыновьям отрекаться от матери, которая их родила и взрастила, пусть даже ее вера объявлена языческой.
Опустив голову и уткнувшись носом в меховой воротник плаща, епископ Суитгер молчал, размышляя о божественности мироздания. Вместо него брату ответила сестра:
– О чем ты говоришь, Ноэль! Культура, наука, искусство – все это погибло, ибо так угодно церкви, предпочитающей держать людей в невежестве. К чему наука, если ее свет способен озарить человеческий ум, указав путь к правде – врагу всевозможных суеверий и чудес?
Епископ недобро покосился на еретичку, дерзнувшую бросить вызов Церкви, да еще и в присутствии… кого же? Его, епископа Бамбергского, будущего папы Климента! Что она себе позволяет, как смеет держать такие речи, ведущие к костру!
Ноэль подумал о том же и нахмурился. Агнес не сдержанна, в этом ее беда. Могла бы придержать язык. Останутся они вдвоем, без этого попа – пусть говорит, что хочет.
Агнес увидела его осуждающий взгляд, направленный на нее, и, прикусив губу, отвернулась, не желая продолжать опасную полемику, которой сама же и дала начало. Однако епископ был уязвлен. Ему надлежало сказать что-то в защиту, и он, стараясь оставаться спокойным, ответил:
– Чудеса творит Бог, дочь моя, это не требует доказательств, ибо является наивысшей правдой, ниспосланной с небес. Что же касается науки, то и тут ты не права, ибо в школах преподают такие предметы, как грамматику, арифметику, астрономию, геометрию, учат даже музыке.
И снова Агнес не сдержалась, хорошо помня уроки матери:
– Грамматика заключается в том, чтобы читать и писать священные тексты. Арифметика нужна для того, чтобы подсчитывать доходы церквей и уметь определять сроки наступления платежей и церковных праздников. Астрономия устанавливает календарь переходящих христианских дат. Геометрия весьма полезна для возведения храмов, а музыка учит петь церковные псалмы и сочинять религиозные гимны. Как видишь, епископ, ничего для людей, зато все для Церкви.
– А разве Церковь не для людей? – широко раскрыл глаза епископ.
– Нет, она для тех, кто…
– Агнес! – крикнул Ноэль.
Сестра метнула на него быстрый взгляд и сомкнула уста. Оставалось только догадываться, каков был бы ее ответ.
– Так для кого же? – продолжал допытываться будущий понтифик, сощурив глаза. – Отчего ты замолчала, дочь моя? Говори, не стесняясь, как если бы ты была на исповеди.
– Она для тех, – опередил сестру Ноэль, – кто в молитвах беседует с Богом, слышит его волю и доводит ее до паствы, справедливо утверждая, что нет иного пути к спасению и вечной жизни в ином мире, к чему и предопределен человек при рождении.
Епископ блаженно заулыбался сладким речам, кивнул несколько раз и перевел заметно подобревший взгляд с брата на сестру.
– Это так, дочь моя? Именно такие слова хотела ты произнести, но не смогла от переполнившего тебя благочестия?
– Да, святой отец, – выдавила из себя Агнес, едва удостоив епископа взглядом.
– Вот и хорошо, – уже совсем мягко проговорил тот, выпрямляясь в седле. – Поэтому не будем утверждать, что папа Григорий сказал неправду.
– И все же он был неправ, – на этот раз возразил Ноэль. – Можно возносить хвалу Иисусу Христу, помня о Юпитере, которого римляне восхваляли на свой лад.
– Оспариваешь решение наместника Христа, рыцарь? – упрекнул Суитгер.
Ничуть не смутившись, Ноэль ответил:
– Не ошибался лишь Господь, его наместнику это не заказано. История понтификата хранит множество тому свидетельств. Король Генрих, епископ Бруно и народ Рима могут поклясться в этом, приведя немало примеров.
– Надо думать, епископ, тебе и самому известно об этом не хуже любого, – язвительно прибавила Агнес. – Безгрешен лишь Христос, твой собеседник прав. Что касается папских грехов, то сам дьявол приходит в ужас, нанизывая их один на другой. Души многих пап оказались в преисподней на радость сатане. Ты же, епископ, уверена, не за этим едешь в Рим. Твое благочестие и усердие в делах веры по скончании дней твоих не смогут не способствовать тому, что Бог приберет к себе твою душу. А поэтому твои решения, конечно же, никто оспаривать не станет, ибо они будут стоять на страже веры Христовой.
– Sit ut est!
[47] – приложился губами к распятию Суитгер. – Да и может ли быть иначе, дочь моя? Король сделал свой выбор, и никто не посмеет упрекнуть его в том, что этот выбор оказался неверен.
– Что ты хотела ему сказать? – спросил Ноэль, когда епископ, устав трястись на муле, перебрался в повозку.
Подумав немного, Агнес негромко ответила брату, подъехав к нему как можно ближе:
– То, что людям, чьи рты на замке уже не одно столетие, хорошо известно. Христианство черным плащом невежества накрыло Европу, оно уничтожило философскую мысль античных авторов и явилось разрушителем языческой культуры. Исчезли все науки в пучине мракобесия, порожденного христианством. Исчезла литература, поэзия, их вытеснили дурацкие сказки о Боге, придуманные шарлатанами, не желающими работать. Куда ни кинь взгляд – повсюду распятия, церкви, иконы святых и больше ничего! Не поверишь, Ноэль, как ненавижу я Церковь – это чудовище, порожденное паразитами, чтобы одурачивать людей, держа их в страхе и питаясь их кровью, как клопы. Так и чешутся руки вымести с земли всю эту нечисть, именуемую духовенством.
– Этот дуб неколебим, его не свалит ни одна молния. Люди должны во что-то верить, и они приходят к нему, ища у него совета, утешения, веря ему, прося и молясь. Он священный, он некий тотем, как у дикарей. Так было и будет всегда у всех народов, будь то европейцы или сарацины.
