– Что, если мне отпустить его, Полет? – спросила Агнес.
– Получится любопытная картина: человек без головы и при этом ни капли крови.
– Как так? Куда же денется голова? – полюбопытствовал Генрих.
– Сейчас мы у нее спросим.
Шут склонился и сказал несколько слов. Бенедикт негромко проворчал что-то про кары небесные.
– Что же ответила тебе голова? – снова спросил король.
– Что она окажется в желудке. Ее съест собственное тело. Боюсь, однако, его вырвет при этом: во рту у этой дыни отхожее место для всех окрестных кошек и собак.
И тут зароптали епископы и кардиналы:
– Не пора ли прекратить издевательства над римским первосвященником, да еще и во дворце, у трона святого Петра? Стыдись, король, ты превратил его в посмешище! Грех кругом, не отмолить…
– Чем думал этот щенок, устраиваясь на столь божественном месте? – крикнул им Генрих. – Почему бы вам не спросить у него, что лучше: посмешище или голые задницы пьяных девиц? А на большее, сдается мне, он не потянет.
Агнес встряхнула папу, точно пучок с петрушкой. Бенедикт жалобно заблеял, как ягненок.
– Что притих, Святейший? Думаешь, я буду держать тебя до вечера? Сейчас же отрекайся от своих слов, не то я разорву тебя пополам, клянусь кулаком деда Можера! Я считаю до трех: раз!
– Помогите… – простонал Бенедикт, все больше темнея лицом. Попробовал было трепыхнуться, да уже сил не осталось. Только и мог, что глядеть в страхе снизу вверх на своего мучителя.
– Два!
Пальцы рук зашевелились, суставы побелели. Еще миг – и она сделает то, что задумала! Генрих нахмурился. Пора положить конец интермедии: норманны – народ неуправляемый.
– Агнес!
Она повернулась. Король сделал жест рукой, выставив поднятый вверх большой палец.
– Оставь его. Щенка скоро ожидает суд.
– А моя мать? Этот выродок собрался отлучить ее от церкви!
– Каюсь… Прощения прошу… – послышалось снизу, из-под ног дочери аббатисы. – Бес попутал. Беру свои слова обратно.
– Все слышали? – окинула Агнес грозным взглядом епископов и, даже не потрудившись перевернуть папу Бенедикта, так и швырнула его обратно в кресло, будто котомку с тряпьем. Потом отряхнула руки: – Скажи спасибо королю, не то твои две половины перегрызлись бы в борьбе за трон.
Папа не мог ей ответить: извиваясь змеей, он сползал с кресла, чтобы побитой собакой вновь забраться в него, но уже как положено, головой кверху. Без тиары, правда. Где же она? Ах, под сапогом у рыцаря. Вот незадача. Ну, да бог с ней.
Агнес тем временем склонилась над Бенедиктом и прошипела, едва не касаясь губами его носа:
– Еще раз скажешь дурное слово о моей матери, и тебя уже не спасет ни один король. Норманны не бросают слов на ветер, запомни это, вертлявый прихвостень сатаны!
Трясущимися губами юный понтифик пролепетал что-то в свое оправдание, потом забормотал молитвы.
– Довольно шлепать губами, пакостник! Можешь попрощаться с троном, ты больше не папа, клянусь гнилыми зубами Арахны!
Внезапно взгляд папы загорелся: какая-то спасительная мысль пришла ему в голову. Он повернулся к Генриху:
– Вспомни, король, ведь я помог тебе когда-то, санкционировав твой брак. А ведь он не соответствовал установленным церковным канонам. Что же, такова твоя благодарность мне?
Генрих сдвинул брови, потемнел лицом.
– Я пришел сюда не по своей воле, Теофилакт, – жестко сказал он, холодно глядя на папу. – Народ Италии привел германского монарха на свою землю, дабы он защитил его и восстановил справедливость. Я помню, что сделал ты для нашего брака, но чаша весов народного гнева перевесила, запретив мне вести с тобой торг. Клюнийская реформа требует порядка и чистоты в церковных рядах, так хочет Бог, а он любит свои создания, и я не вправе прекословить воле небес. Глас Господа указал мне путь, идти другим путем – значит, ослушаться веления Бога. Ты, как никто другой, должен это понимать. Свое прошлое благодеяние ты сам же и зачеркнул, забыв, кто ты и для чего посажен на трон апостола Петра.
Бенедикт поник головой. У этого короля душа из камня, его не купить на такой размен.
– А теперь в церковь Святого Иоанна! – воскликнул Генрих. – Там обосновался другой папа, такой же негодяй, как и этот. Ноэль, если тебе не удастся повесить следующего узурпатора на воротах портала церкви, разрешаю тебе бросить его в толпу. И это будет праведный суд над еще одним мерзавцем, оскверняющим своим задом святое место. Что касается этого, – он кивнул на бледного, сжавшегося в комок потомка графа Альберика, – то его участь, как и остальных, решит собор в Сутри. Твое счастье, Теофилакт, если останешься в живых. А вместо тебя и твоих приятелей на трон сядет новый папа, тот, которого я туда посажу. Вот этот сакс! Он и отпустит грехи всем, кому положено.
И Генрих вывел вперед Суитгера Бамбергского. Епископы со страхом, поджав губы, уставились на новоявленного наместника Господа на земле, ставленника германского короля. Новая метла… Как еще пометет? Не вымела бы. И перевели взгляды на Генриха, не сомневаясь уже, что перед ними без пяти минут император.
Поглядев с неприязнью на преемника, Бенедикт негромко произнес, покосившись на свое окружение, словно ища у него поддержки:
– Что еще скажет синод. Как посмотрит на иностранца народ Рима…
– Чистота Церкви во главе всего, ибо она непогрешима, жива верой и внушением от Бога, – не дав договорить, ответил ему на это епископ Суитгер. – Господь не любит несправедливости, убийства и осуждает плотские развлечения слуг своих. Ты же – тиран, идущий на поводу своей похоти, приказывающий убивать, красть, насиловать и обманывать. Гоже ли это для представителя Бога на земле, ведь ты его глас, деяния и помыслы! Выходит, каков слуга, таков и хозяин, ибо что остается думать людям о Творце, глядя на такое создание, как ты? Посему ниспровергнуть следует такого представителя, дабы не осквернял своим присутствием святой трон и не способствовал дурным помыслам о Создателе и промысле его.
Папа опустил глаза: возражать было бессмысленно. И услышал, как за его спиной глухо зароптали епископы и кардиналы, недовольные молчанием понтифика.
Окинув гневным взглядом святое окружение уже бывшего наместника Христа, король в сопровождении своих рыцарей стремительно покинул дворец.
– Не слишком ли ты круто с Бенедиктом? – улыбаясь, спросил он по дороге у Агнес. – Ведь могла убить.
– Пусть эти псы из его овчарни извлекут для себя урок, – ответила дочь аббатисы. – Каждый из них хочет стать папой, это написано на их хитрых рожах, но не каждому захочется снимать штаны и подставлять свой зад под плеть норманна.
Едва германцы покинули дворец, епископы окружили Бенедикта.
– Святейший, что же ты не подал голоса, ведь ты папа, а он всего лишь король, к тому же иностранной державы?
