– А твоя мать? Ведь она мечтает, чтобы мы побыли с ней еще хотя бы неделю.
– Тогда мы раскиснем и превратимся в тряпки, а наши лица станут напоминать те, что намалеваны на иконах. Нет, брат, мы отправляемся в путь, пока не сошли с ума в этом гареме девственниц, которые возомнили себя невестами Христа. Нет больше моих сил слушать, как эти сумасшедшие беседуют о суетности земной любви и всех земных благ, точно сами прошли сквозь горнило жизни.
А аббатиса все никак не могла нарадоваться на «своих» детей и наговориться с ними. Выслушав рассказы об их приключениях и посетовав, что Вия осталась в замке, она снова пожелала послушать о том, что довелось повидать ее дочери за истекший год и как они с братом встретились. Наконец, поймав паузу в том месте, где упоминалось о Можере Нормандском, Агнес объявила решение тотчас же пуститься в путь. Мать запротестовала было, но дочь откровенно высказала ей все, что думает о своем пребывании в монастыре. Аббатиса не удивилась: Агнес никогда не кривила душой и рубила, что называется, сплеча, не выбирая выражений и не заботясь особенно о проявлении родственных чувств. Она всегда говорила то, что думала и делала так, как подсказывала ей совесть или, вернее, ее долг. Что поделаешь, в ней кровь норманнов, а они всегда прямы, смелы и не знают, что такое сентиментальность. Аббатиса вздохнула: ведь и сама она такова, чего же удивляться? Будь дочь иной, это вызывало бы, пожалуй, только удивление.
Она взяла обещание, что Агнес вновь непременно навестит ее, как только вернется из страны франков. Но не одна, мать вновь мечтает видеть их вдвоем. Агнес кивнула и многозначительно улыбнулась:
– Теперь, матушка, вам надлежало бы благословить нас и вознести молитву покровительнице монастыря, Пресвятой Деве. Не тратьте на это времени, поступите так, как подсказывает вам долг. Мой брат ничему не удивится и не осудит.
Аббатиса ласково поглядела на обоих. Потом перекрестила их и поцеловала по очереди. Без лишних слов, напутствий и молитв. Молодые люди склонились и припали губами к ее рукам.
– Агнес, ты все же будь осторожнее с папами, коли доведется еще раз побывать у святого престола, – пожурила дочь на прощанье мать Урсула. – Твое счастье, что рядом был император, кардиналы этого так не оставили бы.
– Когда я держала этого подонка за ноги, Полет поинтересовался, что произойдет, если я разожму ладони.
Аббатиса от души рассмеялась:
– Понтифик станет короче на голову, которую никто не станет искать, ибо она окажется у него в желудке.
– В следующий раз, матушка, узнав, что наместник Христа собирается отлучить мою мать от Церкви, я так и сделаю, только подниму его повыше, чтобы голова, чего доброго, не застряла между плеч.
Глава 2. На земле франков
Они покинули монастырь, но наведались вначале домой к Агнес, а потом направились в замок, где она обучалась воинскому искусству. Герцога Баварского там не оказалось: он сопровождал императора в поездке по Южной Италии, где тот принимал вассальную клятву от лангобардских князей и нормандских графов. Агнес знала об этом. Она просто заехала повидаться с друзьями, которых у нее было немало, и с челядью, любившей женщину-воина за доброту, смелость и честность.
В конце февраля путешественники простились с обитателями замка и взяли путь на Эйхштадт. Отсюда берегом Дуная они добрались до Ульма и повернули на Констанц, куда прибыли в середине марта. Здесь брат и сестра расстались с сопровождавшими их рыцарями и с обозом, надобность в котором отпала. Ни к чему, в самом деле, стало возить с собой теплые вещи: весна в этом году выдалась ранняя, и морозов, по всей видимости, уже не предвиделось.
Арни поглядел на копья и щиты, которые теперь предстояло везти ему, и тяжело вздохнул. Сеньор с сеньорой, переглянувшись, решили облегчить его участь: оба взяли копья и воткнули их вертикально в карманы у луки седла.
В сутках пути от Базеля путники остановились, зачарованные вскрытием Рейна. Лед трещал, словно сухое падающее дерево, кололся извивами, будто молния прорезывала устоявшуюся твердь. В предсмертной агонии, не желая сдаваться, он дробился на огромные льдины, которые будут жить дольше своих меньших собратьев и найдут свою гибель только когда налетят друг на друга и встанут ребром, брат на брата. Эти гиганты, кряхтя, слабо шевелились и тяжело вздыхали: им предстояла первая и последняя битва.
В двадцатых числах марта трое путешественников остановились ночевать на постоялом дворе в Базеле и поутру снова тронулись в путь. Местные жители сказали им, что удобнее всего добраться до Парижа через Эгисхайм и на Лангр. Дальше – либо по Марне до конца, где она впадает в Сену, либо до Труа, а там вниз по той же Сене. Однако дорогу эту найти не удалось: торговля зимой почти что замирала, и вех, обозначающих путь, не было. Во всяком случае, они не просматривались на видимом пространстве, как ни напрягай глаза. Зато дорогу на Безансон было видно хорошо. Этим путем и решили следовать, а потом повернуть на Лангр.
Но едва они выехали из Безансона, как резко осадили коней: по полю, прямо на них неслись всадники со щитами, копьями наперевес и с громкими криками.
– Вот то, о чем нас предупреждали, Ноэль, – промолвила Агнес, глядя на небольшой отряд из пяти конников. – Помнишь, нам сказали, что окрестности Безансона кишат шайками разбойников.
– Наши щиты, Арни, живее! – вскричал Ноэль, беря наперевес копье. – К бою, Агнес! Правду говорили: едва окажемся на земле франков, как меч надолго покинет ножны.
– Вперед, Ноэль! На врага! Нормандия и лев! – крикнула в ответ сестра, и оба всадника дали шпоры лошадям.
– Хитро идут, – прокричал Ноэль, перекрывая свист ветра в ушах, – по двое на каждого. Стычка будет с тем, что слева, правый в это время ударит в незащищенный бок. Резко поворачивай коня и бей его копьем! Неожиданность удара придет на помощь. Тот, что слева, растерявшись, промахнется. Дальше, если не удастся свалить первого, брось копье и свяжи их ближним боем. Эх, если бы не тот, пятый, что в центре! За этим трудно будет уследить.
– Я возьму его на себя, сеньор! – крикнул Арни, скакавший чуть позади. – У меня нет копья, но есть лук. Или вы забыли, как метко я бью в цель?
У Ноэля не было времени отвечать: расстояние сократилось уже до пятидесяти шагов. Все же он успел увидеть, как тот, что мчался в центре, пригнувшись в седле, вдруг резко выпрямился, взмахнул руками и уронил копье. Потом повалился набок, сползая с седла: стрела угодила ему в лоб, прямо между глаз. Брат и сестра тем временем круто повернули вправо и вступили в бой каждый со своим противником, угрожающим с этой стороны. Копья тех, кто уже изготовился к схватке, в результате этого маневра пронзили лишь пустоту. Опомнившись, всадники мигом повернули коней. Один из них опешил: огромный, как гора, воин с обнаженным мечом был уже совсем рядом! Отбросив бесполезное теперь уже копье и поглядев на корчившееся на снегу тело своего товарища, рыцарь схватился за меч.
Агнес не повезло. Тот, что справа, казалось, ожидал ее маневра и подставил щит. Оба копья со страшным стуком ударили в щиты, и одно из них – у нападавшего – сломалось. Не медля, он выдернул из ножен меч. Агнес быстро обернулась, и вовремя: ее левый противник уже нацелил ей в спину острие копья. Еще мгновение – и было бы поздно. Дернув поводья, она отскочила назад, и копье, едва не задев морду ее коня, устремилось прямо на другого всадника, который уже бросился на Агнес. Тот успел отскочить. Поняв свою оплошность, первый бросил копье и, выхватив меч, поспешил на выручку товарищу.
