– Спасибо, конечно, но вы меня перехваливаете! Да и бог мне не дал пока ничего, всё приходится добывать самому…
Продавец поднял очки на лоб, прищурился, внимательно посмотрел на Ворона, покачал головой и вернул очки на место.
– Ой, не гневили бы вы бога! Кстати, у меня для вас кое-что есть…
Букинист наклонился за прилавок, порылся в большой сумке и извлёк толстую книгу в коричневом переплёте с потертым крестом посередине и узорами по периметру обложки.
– Вот! – торжественно произнёс он. – Отдам за четыреста рублей. Только в честь вашей свадьбы. Подарок, так сказать.
– Библия? – удивился Ворон. – Это редкость. Потому такая цена?
Действительно, книги на развале стоили от пятидесяти копеек до двух-трех рублей.
– Да, – по-своему понял его удивление продавец. – Не так давно за нее и посадить могли. Религиозная пропаганда и все такое… К счастью, эти времена прошли!
Ворон открыл тяжелый том, осторожно, чтобы не порвать потёртую бумагу, полистал, поднёс к лицу, понюхал пожелтевшие от времени страницы… Он всегда нюхал старые книги, ему нравился их запах – такой загадочный, и у каждой свой. Библия пахла ладаном, окислившейся медью и ещё чем-то знакомым, но давно забытым – запахом из детства. Похожий, – Ворон сейчас его вспомнил, – был у затёртого до дыр «Таинственного острова» Жюля Верна, которого он читал в убогой коммуналке на Индустриальном…
– Спасибо! – поблагодарил он, протягивая деньги.
– Пусть принесёт вам счастье! – произнёс явно довольный продавец. И это довольство не было связано с деньгами или удачной продажей.
– А вы сами придумали про «порт книжной пыли»? – спросил напоследок Ворон. – Очень романтично, чувствуется душа книголюба…
– Нет, – усмехнулся букинист. – Один чиновник. И звучало это в негативном смысле. Нас уже неоднократно хотели закрыть. Времена ведь меняются. На этом месте можно открыть что-нибудь более новомодное и прибыльное: фастфуд, или секс-шоп…
Вернувшись в свой «БМВ», Ворон открыл наугад Библию, вчитался в витиеватый шрифт: «И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его…» Заинтересовавшись, он стал читать с начала главы описание первого в мире убийства. Оказывается, оно было до обидного банальным по мотивации: отцу больше понравился подарок Авеля, а обиженный и обозленный Каин расправился с братом… Сколько сейчас таких случаев! Значит, с самого начала так было? Что же они дарили? То, что имели… Авель – овцевод, Каин – земледелец… Конечно, молодой барашек привлекательней дюжины картофелин или нескольких мер пшеницы… Но все же, мочить родного брата… Хотя ягненок или плоды здесь ни при чем! Зависть, зараза, – вот что двигало Каином! И с тех пор ничего не изменилось! Интересно, как он его завалил? На вспаханном поле ни камней, ни тяжелых палок… Оружия у них, ясное дело, не было… А голыми руками, без знания специальных приемов не справишься со здоровым сверстником… Какой-нибудь бытовой нож… Заточенная полоска металла на грубой рукояти, которой отрезали хлеб и сыр, пластовали мясо… Да, точно: Каин ножом пришил братца! И сразу пошел в отказ: «разве я сторож брату моему?» Но не проканало – он ведь не просто отца обманывал, а Господа, тот сразу все понял… Но не отнял жизнь за жизнь: изгнал прочь, да еще запретил всем его убивать. Вечная ссылка, короче! Гуманное тогда было правосудие… А может, если бы Каину отплатили той же мерой, то сегодня люди бы и не убивали друг друга?
Пассажирская дверь резко распахнулась, прервав философские размышления. Ворон привычно схватился за «наган», но вместо руки с оружием в салон просунулась женская ножка в блестящей белым лаком туфельке.
– А вот и я, – раздался голос Марины. – Тебе нравится?
– Безумно! – искренне ответил он.
– Я не очень долго?
– Да нет. – Ворон машинально взглянул на часы и удивился: час пролетел, как пять минут.
* * *
Отношение к предстоящему мероприятию в окружении жениха и невесты было одинаковым – сдержанно-негативным. Прокурор области товарищ Жиров, основательно поломав голову, сказал так: «Запрещать мы ничего не будем, но и поощрять – тоже. Свадьба – это личное дело, оно не противоречит закону. Дело в моральных оценках. Кто хочет, пусть поздравляет Головко, гуляет на свадьбе, дарит подарки. Но руководство от всего этого должно дистанцироваться. Никаких официальных оценок, никакого участия. Мы должны подавать пример правильным оценкам людей и событий».
Смотрящий за Тиходонском глава воровской общины Крест выразился, конечно, менее изящно, но в том же ключе: «Нам с легавыми не по пути, но и лезть на рожон некакого хрена! Поэтому серьёзная братва занимается своими делами, а мелочь пузатая, которая хочет на халяву выпить и закусить, пусть идёт…»
В результате, такой свадьбы не видел ни «Адмиральский причал», ни Тиходонск, а может быть, и ни весь СССР. Столы ломились от выпивки и закуски. Они были накрыты в двух смежных шатрах, раскинутых на берегу Дона и разделенных легкими шторами, создающими иллюзию разделенности. В первом размещались друзья и родственники невесты, во втором – близкие жениха. Почетные места для новобрачных имелись в каждом.
Первый шатёр оказался наполовину пустым. Кроме самой невесты присутствовала её свидетельница Лена, с десяток подруг, не связанных ни с органами, ни с ворами, несколько коллег невысокого ранга и немногим более десятка пенсионеров прокуратуры и МВД, которым уже терять было нечего. Родители на торжество не приехали – Марина пояснила, что по состоянию здоровья, но Ворон подозревал, что она их попросту не пригласила.
Во втором шатре собралась вся бригада Ворона, включая новичков. Свидетелем жениха был Артист – у него оказалось самое приличное для такого мероприятия лицо. Пришли два десятка полублатных из дружественных группировок – Крот и Толян из «центровых», Камень с Матросом из «нахичеванских», из общины никого кроме благодарного Серого, Никеля и Питекантропа не было. Лисица обещал приехать, но его не было, как и подтверждения обещания. Не пришёл сам Крест, не пришёл Север, не пришёл никто из авторитетных руководителей… Но тем не менее народу набилось много. Молот сидел за почетным столом рядом с местом жениха, мать не пришла, сославшись на старое блатное правило, что бабам среди мужиков не место – только шлюхи и марухи могут крутиться на подхвате…
Свадьба шла, как проходят и другие свадьбы, с той только разницей, что зарегистрировали молодых два раза: выездная регистраторша ЗАГСа сначала совершила процедуру в первом шатре, а потом, для видимости, – во втором. И там, и там кричали «горько», аплодировали и дарили подарки. Потом молодые сели во главу стола в первом шатре, и торжество началось. Говорили тосты, желали многие лета совместной жизни и здоровеньких детей… Время от времени молодые переходили на свои места во втором шатре, и там продолжалось то же самое, разве что к пожеланиям добавлялись большие деньги и «корона» для Ворона.
Только гости не ходили друг к другу – легкая разделительная штора была непреодолимой, как государственная граница. Люди, по ее сторонам действительно, собрались совершенно разные, правда, когда все были уже изрядно выпившими, то песни, которые раздавались из первого и второго шатра, мало отличались между собой. Во втором с самого начала пели блатные, а в первом начали с лирических, но закончили той же «Муркой» и «По тундре, по железной дороге».
