– Оказалось, что имя знать и не надо было. Какой-то мент проболтался по телевизору, что им цинканули из прокуратуры: мол это сделал недавно освобождённый. Проверили, и Пашку на кукан! Вот такие дела!
Ворон вспомнил разговор с Мариной в «Адмиральском причале» и похолодел.
– Я тебя понял, отец. Благодарствую, – упавшим голосом сказал он и только с третьего раза положил трубку на аппарат – так дрожали руки. Поездка в Тиходонск отменялась и, может быть, навсегда. Но главное в другом: раз они вышли на эту информацию, то должны были говорить с Мариной!
Он стал звонить жене, но ни рабочий, ни домашний телефоны не отвечали. Тогда он набрал номер ее лучшей подруги.
– Слушай, где Марина?
– А разве она не к тебе уехала? – вопросом на вопрос недовольно ответила Лена.
– Да нет! С чего бы?
– С того, что собиралась, вот с чего! Заявление об увольнении подала, за трудовой книжкой не зашла, дома ее нет, ни с кем не попрощалась, причем!
– Так ее никто не ищет?!
– А кто будет искать? На каком основании? Заявлений о пропаже не поступало, все знают: уехала к мужу…
– Так ищите, …вашу мать! – заорал Ворон. – Считай, я заявление подал! Это воровские дела! Они узнали, кто Пашку Бузу сдал… Меня на сходняк вызывают, а она знающей должна быть – свидетельницей, по-вашему!
– Вон оно что! – уже другим тоном произнесла Лена. – А я думаю: хоть бы зашла попрощаться, или позвонила… Сейчас же ребятам скажу!
– Скажи, скажи! Разворошите это гнездо!
– Ты нас не учи! – резко ответила Лена. – Это все из-за тебя!
– Почему из-за меня?
Но она уже бросила трубку.
* * *
Молот знал, чем всё кончится. Он не знал только, как это будет выглядеть – всё-таки давно отошёл от активной воровской жизни. Будут они соблюдать порядок, не будут? Учтут его высокий ранг, или наплюют на это?
Но к визиту гостей был готов. Да и Маруся тоже, хотя он ничего не говорил. Но она баба тертая, сама соображает, что к чему…
И вот они пришли – трое: Гангрена, Мясник и Колхозник. Волк стал бесноваться – лаять, на забор кидаться, словно почуял беду.
«Неужели прямо средь бела дня, дома мочить станут?» – подумал Молот, выглянув в окно. Хотя ничего особенного в таком раскладе и не было – компания как раз подходящая – все мокроделы! Хотя время могли бы выбрать и более удачное – когда стемнеет, или глухой ночью: пришли, сделали дело, запалили хибару и ушли. Но шло так, как шло… Он был по пояс голый, поэтому быстро накинул клетчатую рубаху, заправился.
– Возьми. – Маруся сунула мужу в карман штанов маленький «браунинг». – Я следом выйду…
– Открывай, Молот, встречай гостей! – раздался снаружи гнусавый голос Гангрены. – Да шавку свою убери!
– Шавок у меня нет, они только с улицы приходят! – Молот вышел на крыльцо, приложил ко лбу ладонь, вроде защищаясь от солнца, и рассматривая – кто там стоит за штакетником. И вроде только сейчас узнал пришедших. Подошел, откинул крючок, открыл калитку.
– Фильтруй базар, Гангрена! Это ты ко мне домой заявился незванным, а не я к тебе!
– Званый, незванный, только меня общество послало, потому и пришел! – ответил Гангрена.
Молот сплюнул ему под ноги.
– Ну, проходите, коли послали!
Трое мокроделов прошли за хозяином во двор, сели за столик под яблоней…
– Ты же знаешь, зачем мы пришли? – спросил Гангрена.
– Скажешь – узнаю! – ответил Молот.
– Затем, что сынка своего ты предупредил, чтобы он не явился на вызов. А к нему у нас вопросы накопились. Важные вопросы.
– А правильные вопросы-то? По делу?
– Правильные! Прокурорша на них уже ответила.
Гангрена достал небольшой блокнот и потряс им в воздухе. На обложке блокнота Молот увидел какое-то пятно – то ли краска, то ли грязь, то ли кровь замытая.
– Ну, и дальше что?
– Дальше по тебе разбираться будем, – буднично ответил Гангрена.
– По мне сходка должна решать, – сказал Молот.
– Нет, братан! Ты же шапку не надел. Кто ты у нас? Козырный фраер! По фраеру Смотрящий решает. Крест и решил.
Гангрена полез в карман заношенной рубашки, достал карту – пиковый туз, – и с силой бросил её на стол, будто сделал выигрышный ход. Карта была пробита ножом. Толстым тупым ножом, оставившим треугольную пробоину, разделившую черную пику на две неравные части.
– Вот так значит? – спросил Молот, не выразив никаких эмоций.
– Вот так! Сам сделаешь, или помочь надо?
Такие случаи уже бывали: когда сходка приговаривала нарушителя «закона» к смерти, некоторые сами стрелялись, или даже резались. Последнее только кажется невозможным. Технически никакой сложности тут нет. Вот духовитость надо иметь – это точно, без нее своей рукой действительно не зарежешься. Сенька Рябой, например, был пацаном духовитым, он приставил финку к сердцу, установил так, чтобы в ребро не уперлась, как дал ладонью по рукоятке – и всё!
– Сам сделаю! – сказал Молот и невольно вздохнул. – Я-то пожил уже достаточно…
– Пожил достаточно, сына ссученного вырастил, вместе с ним на ментов работать стал, – сказал Гангрена.
Это была дерзость. Ещё неделю назад он бы её не позволил. Но сейчас он разговаривал со списанным человеком. Это всё равно, что с мертвецом. А мертвецов только слабонервные боятся…
Главное было сказано, когда из дома даже не вышла, а выскочила Маруся. В руках у неё был поднос, на котором еле уместились тарелка с котлетами, вазочка с солеными бочковыми помидорами и бутылка водки.
– Что ж вы так – накоротке сидите, на сухую разговариваете? – ласково пропела она. – Раз в наш дом пришли, так вас принять положено!
– Да мы не в гости пришли, – сказал Гангрена.
– В гости, не в гости, это ваши дела, мужские! Моё дело – бабское: стол накрыть!
Гости глянули на выставленное угощение и сглотнули слюну. Уж больно аппетитно выглядели и запотевшая бутылка водки, и остро пахнущие тугие помидорчики, и поджаренные котлеты.
– Да, с утра не жрамши, – кивнул Гангрена. – Ну чё, раз угощают, давай закусим!
– На дармовщинку! – хмыкнул Молот.
– Что? – не понял Гангрена.
– У Пита Лисицы такая присказка есть – когда бесплатно что-то выпадает. А у него всегда все бесплатно…
– Ещё один гость на улице остался, – неожиданно сказала Маруся.
Молот понял, что она обежала дом и осмотрела все окрестности.
– Чё вы его на улице держите? – скривился он. – Пусть тоже зайдёт, выпьет! Или вы меня вчетвером не устережете? У вас же пушки под рубашками! А я пустой, как барабан!
