— В обмен на это вы предлагаете нам половинное участие без гарантий возврата инвестиций. Рискну предположить, что наша семья не первые, к кому вы обратились, но прочих инвесторов не устроил размер доли. Я угадал?
— Да, мы обращались к Стеблевым. — неохотно признался Милен.
— А почему вас не устраивает производство на базе «Артефакты» с лицензионными отчислениями? Это ускорило бы дело, да и расходы бы сильно сократились. Вы заработаете таким образом больше, причём без всяких хлопот.
— Мы бы хотели производить продукцию на нашем предприятии. — упрямо возразил Милен.
— Ясно, — вздохнул я, — полагаю, вы собрались уходить от Стеблевых, и видите себя в должности управляющего своего завода. Ну что же, не вижу возможности вас переубедить. В таком случае, чтобы мы могли обсуждать вопрос долей более предметно, госпожа Кира представит нам свой анализ перспективы возврата вложений. Госпожа Кира, прошу вас.
Зайка открыла свою папку, и несчастные Второвы тут же поняли, почему народ не любит финансистов. Эластичность цены… кривая спроса… амортизация основных средств… наконец противник был окончательно раздавлен, и Зайка подвела итог:
— Таким образом, исходя из умеренно-оптимистичной кривой спроса, стандартная доходность инвестиции в двенадцать процентов в течение стандартного периода в тридцать шесть лет, достигается при размере нашей доли не менее семидесяти восьми процентов.
— Благодарю вас, госпожа Кира, за исчерпывающий доклад, — я кивнул Зайке, — моя оценка лежит примерно в том же районе, но ваши расчёты, безусловно, точнее.
Её расчёты уж всяко точнее, потому как я в экономике и финансах ничего не смыслю, и оценки мои совершенно с потолка. Но это, конечно же, большой секрет.
— Я полагаю, достойные, что мы сумели обосновать наше требование доли в размере восьмидесяти процентов. Это абсолютный минимум, на который мы готовы пойти.
— Кхм. Мы обдумаем ваше предложение, господин Кеннер. — сказал старший Второв.
— Когда вы будете обдумывать, я попросил бы вас обратить внимание ещё на один момент. Именно наше значительное участие полностью защитит вас от попыток навязать вам договор протекции. И тем более от попыток принудительно войти в долю — войти, разумеется, бесплатно.
— Какой ещё договор протекции? — удивился Второв.
— Любое предприятие простолюдинов платит за протекцию пятнадцать, а то и двадцать процентов. Без нас вы тоже будете платить.
— Мы платим налоги князю, почему мы должны платить кому-то ещё?
— Кому-то ещё не должны, конечно. — согласился я. — Князь ведь тоже даёт протекцию, его ставка двадцать процентов. Должен сказать, у меня появляются сомнения насчёт успешности этого предприятия. Как вы собираетесь им управлять, не зная особенностей ведения дел в княжестве? Вы ведь, почтенный Милен, раньше занимались только вопросами производства? Если вы претендуете на пост управляющего, самое время вникнуть в прочие области.
На этой оптимистической ноте наша встреча закончилась. Второвы надолго пропали. Насколько я понял из оговорок Бажана, они не потеряли надежды, что кто-то полностью профинансирует их затею за долю малую, и активно вели переговоры с другими кандидатами. Странные люди, пора бы им понять, что я им предложил очень хорошие условия. А то ведь можно и отозвать это предложение — на самом деле мне интереснее производить это на «Артефакте», а идея вбить кучу денег в новое предприятие для Второва-старшего выглядит не так уж привлекательно. Сейчас у меня есть свободные деньги, которые хочется куда-то вложить, но если я найду им другое применение, то Второвы будут в пролёте.
* * *
Уроки основы постепенно стали у меня любимыми, главным образом из-за учителя. Он не просто давал нам упражнения, которые были, откровенно говоря, совершенно занудными, но и всегда старался объяснить, что мы делаем, и для чего. Часто его объяснения открывали мне мир с совершенно неожиданной стороны. Я даже начал симпатизировать Штайну, потому что обычно именно тупые заявления нашего юного Гэндальфа побуждали учителя к рассказу очередной поучительной истории.
— «Что было на самом деле»? — поднял брови учитель. — А просвети-ка нас, Штайн — что такое «на самом деле»? Что ты имел в виду, употребляя это выражение?
— Ну, на самом деле — это что по-настоящему было.
— Исчерпывающе, — сарказм можно было черпать ведром, — прямо в духе онтологии
[16] Платона, хотя сомневаюсь, что тебе знакомо это имя. Ну хорошо, попробуем зайти с другой стороны. Давай возьмём, к примеру, удар молнии. Профессор философии скажет, что разность потенциалов вызвала образование ионизированного канала, по которому стёк электрический заряд. Племенной шаман скажет, что это духи спустились на землю из мира духов. Жрец Перуна скажет, что это Перун метнул своё копье. Так кто из них прав? Что там произошло «на самом деле»?
Штайн завис, чувствуя явный подвох.
— Ну, мы про электричество учили…
— Ты, Штайн, пустоголовый лодырь, но печально не это. Печально то, что ты совершенно не стремишься стать умнее. Садись. Так вот, все они правы, просто они видят разные грани одного явления. Профессор может измерить разность потенциалов и подсчитать выделившуюся энергию. Шаман не знает даже слова «энергия», но для него нет никакой проблемы предсказать, когда и куда ударит молния — чего профессор сделать не в состоянии. Ну а жрец может просто попросить Перуна, и молния ударит куда он хочет.
Учитель сделал паузу, обвёл глазами класс, и продолжил:
— Видеть явление во всей целостности человеку недоступно, да и сущности более высоких порядков, скорее всего, видят далеко не всё. Поэтому не откидывайте чужое видение с порога, даже если оно кажется вам неверным или примитивным. Не будьте самодовольными баранами, и тогда чужой взгляд поможет вам лучше понять суть мира.
Уже после, когда я раздумывал над этим рассказом, мне неожиданно пришла в голову мысль. Представим существ, живущих внутри обычного кинескопа, с которыми делали телевизоры до эпохи ЖК-панелей. Их учёные обнаружили, что внутри их мира существует постоянно движущийся поток электронов. Они открыли законы электродинамики. Защитили кучу диссертаций на тему зависимости этого потока от напряжения на электродах. Вот только так и не поняли, какой смысл во всём этом, потому что для этого нужно каким-то образом вылезти из кинескопа и увидеть изображение. Так вот — а не живём ли и мы в каком-нибудь кинескопе? Выполняем ли мы какую-то функцию, или мы просто случайные паразиты? Неуютная мысль…
* * *
Наконец зима подошла к завершению, и в конце сеченя
[17] Второв появился снова.
— Понимаете, господин Кеннер, — втолковывал мне Милен Второв, — наша семья хотела бы иметь своё предприятие.
