– Господин комиссар, когда же, наконец, жительницы Копенгагена смогут спать спокойно? – спросила корреспондентка Politiken
[3]
Она могла спать спокойно уже сейчас – с таким некрасивым лицом, да еще украшенным россыпью прыщей на лбу, практически нет шансов угодить в жертвы к Татуировщику. Бедная, хоть бы челку отрастила…
– Мы делаем все возможное, – сухо ответил Йенсен.
– Вы делаете это уже третий год! – напомнил долговязый корреспондент DR1
[4].
– Наш противник изобретателен и непредсказуем, – вяло парировал Йенсен. – Смею вас заверить, что мы не сидим сложа руки. Мы значительно продвинулись в своей работе…
– А Татуировщик продвинулся еще больше – уже тринадцать человек убил! – выкрикнули кто-то из последнего ряда.
Некоторые из присутствовавших на конференции журналистов позволили себе сдержанные улыбки.
– Убийце недолго осталось гулять на свободе, – уверенно заявил Йенсен. – Скоро он будет пойман. Точные сроки я назвать не могу, но…
Оле взял валявшийся на соседнем кресле пульт и выключил телевизор.
– Вечером можно ждать очередной истерики Малыша Угле
[5], – сказал он.
Малышом Угле за внешнее сходство с филином за глаза и втихаря звали Хеккерупа. Оле мог позволить себе высказывать подобное во всеуслышание, потому что его контракт истекал в будущем году, а на продление надеяться не приходилось. Пару месяцев назад Оле начал осторожно прощупывать почву, но ему недвусмысленно заявили, что пожилой возраст и отсутствие каких-либо значимых служебных достижений делают его дальнейшее пребывание в рядах полиции невозможным. Отсутствие достижений? Какие могут быть достижения у рядового детектива? Рядовым детективам традиционно достаются только пинки да окрики, а все лавры присваивает себе руководство. Если завтра Оле схватит за шкирку Татуировщика, то героями дня станут Йенсен с Хеккерупом. «Отсутствие каких-либо значимых служебных достижений» это всего лишь предлог для того, чтобы избавиться от неудобного сотрудника старой закалки, не склонного к лести и вылизыванию начальственных задниц. Ну и проблемы с алкоголем не добавляют Оле плюсов, скорее наоборот. Оле не напивается до бесчувствия по выходным, как это делает большинство. Он равномерно распределяет норм выходного дня на всю неделю, в результате чего от него постоянно попахивает спиртным. Попахивает, но этого уже достаточно для косых взглядов. Центральное управление полиции Копенгагена это не какое-нибудь сельское отделение, да и год сейчас не 1988-й, а 2012-ый.
Рикке нравился Оле Рийс. И она ему тоже нравилась. Мир так устроен, что парии тянутся друг к другу. Их сближает как неприязнь со стороны окружающих, так и неприязнь, которую они испытывают в ответ. Кроме того, Оле был одинок и, подобно большинству одиноких людей, испытывал неосознанную потребность заботиться о ком-либо, а взбалмошная, непутевая и неприкаянная Рикке как нельзя лучше подходила ему в качестве объекта. Сама же Рикке всегда мечтала о таком отце, как Оле – все понимающем и снисходительном. Одно только несоответствие – в мечтах Рикке отец (которого она, кстати говоря, ни разу не видела) представлялся влиятельным, обеспеченным мужчиной, легко решающим любые проблемы… Но годам к двадцати Рикке научилась решать все проблемы самостоятельно, не рассчитывая на чью-то помощь. Сама в шутку говорила, что во всех сферах жизни, кроме сексуальной, привыкла рассчитывать только на себя. В сексе же наличие хотя бы одного партнера обязательно. Мастурбация годится, как вынужденная мера, при помощи которой можно снять напряжение, не более того. Душу мастурбацией не порадуешь, тем более что для души Рикке много чего требовалось. Во-первых, партнер должен нравиться. Нравиться по-настоящему, настолько, чтобы при одном лишь воспоминании о нем тело охватывала приятная истома, чтобы ждать часа свидания с нетерпением, с нетерпеливым предвкушением щедрой порции радости. Во-вторых, партнер должен чувствовать настроение Рикке и она должна чувствовать его настроение. В определенных случаях, когда один повелевает, а другой подчиняется, это очень важно. Подобно любому творческому процессу, секс немыслим без импровизации и очень важно импровизировать так, чтобы партнеру твоя импровизация была в радость. Невозможно оговаривать каждое действие, немыслимо всякий раз испрашивать позволения, прежде чем сделать, потому что при таком подходе таинство превращается в спектакль, некое отрепетированное действие, в целом приятное, но лишенное тех искорок, изюминок и особенностей, которые дарят настоящее наслаждение. Однажды Рикке чуть не умерла со смеху, когда партнер (впрочем, до «партнерства» с ним так и не дошло), раздев ее и раздевшись сам, поинтересовался: «Милая, можно я надену на тебя наручники?». Рикке смеялась ему в лицо, смеялась громко, бесстыдно, невежливо, понимала, что поступает нехорошо, но остановиться не могла. А когда отсмеялась, то объяснила, что настоящий господин никогда не спрашивает позволения у рабыни, а грубо заламывает ей руки и приковывает к чему надо. Это БДСМ, детка, здесь все по-взрослому. Или играй по правилам или не играй вообще.
Дружно проигнорировав реплику относительно Малыша Угле, сотрудники встали и гуськом покинули комнату релаксации. Каждый из них мог наблюдать за пресс-конференцией на экране своего рабочего компьютера, но датчане никогда не упустят возможности лишний раз собраться вместе. Собраться вместе и продолжать замыкаться в себе. Нация эгоцентричных индивидуалистов, одержимых стадным чувством.
Рикке осталась сидеть где сидела, только изменила позу – подняла ноги на кресло и крепко обхватила их руками, словно боялась, что ноги могут убежать. Оле, выходивший последним, обернулся с порога, но ничего не сказал, понял, что сейчас Рикке не до него. И не только не до него, а вообще ни до кого.
Рикке предавалась своему любимому занятию – смотрела в потолок. На самом деле она не просто смотрела, а думала, просто ей удобнее было думать, глядя в потолок. Лучше когда на потолке есть трещинки или пятна, любого размера, лишь бы глазом зацепиться. Гладкие потолки, такой вот, как сейчас, Рикке любила меньше, но ничего, сойдет и такой, главное, что вокруг нет никого и дверь (спасибо заботливому Оле) плотно закрыта. Можно расслабиться и подумать.
О ком?
Странный вопрос. Конечно же, о Татуировщике! Об этом эстетствующем серийном убийце, орудующем в Копенгагене уже два года и три месяца. Сексуальное насилие с использованием не только собственного естества, но и разных подручных предметов, удушение проволокой (возможно, что фортепианной струной) и посмертная татуировка на теле жертвы – вот почерк Татуировщика. Некоторых он еще и связывал напоследок в стиле сибари.
[6] Уже после того, как заканчивал татуировку. Связывал обычной капроновой веревкой, а не натуральными, пеньковыми или, скажем, льняными, которые обычно используют любители этого искусства. Капроновая веревка – это плохо. Продается во всех магазинах, по всей Дании, по всей Европе, по всему миру… Невозможно выйти на покупателя по образцу. Пеньковая, продающаяся в специальных салонах, куда перспективнее в плане поиска. Наверное, потому-то Татуировщик ее и не использует. Умен, мерзавец. В эротическом связывании жесткие капроновые веревки стараются не использовать, потому что они причиняют лишнюю боль и могут испортить все удовольствие. У боли, как, например, и у лекарств, существует своя дозировка.
