Незыблемую позицию Мортенсена не мог поколебать даже Татуировщик, за которым отдел убийств безуспешно охотился два с лишним года. Но не следовало думать, что Мортенсен относился к поиску Татуировщика спустя рукава. Мортенсен ничего не делал спустя рукава, а неуловимого Татуировщика считал не только самым опасным преступником в Дании, но и своим личным врагом. В узком кругу, то есть – наедине со своим заместителем Карлом Эккерсбергом, Мортенсен позволял себе весьма рискованные замечания, вроде того, что таких ублюдков как Татуировщик надо убивать прямо во время ареста. Заместитель Эккерсберг был настроен не столь радикально, ибо в глубине души он был больше юристом, законником, нежели полицейским, но, тем не менее, соглашался с Мортенсеном. Эккерсберг надеялся со временем пересесть в кресло начальника отдела убийств, и прекрасно понимал, что это в первую очередь будет зависеть от характеристики, которую даст ему босс. В управлении полиции было принято прислушиваться к мнению лиц, оставляющих тот или иной пост, в отношении их вероятных преемников. Особенно, если эти преемники, долгое время работали под руководством уходящего.
Приглашение на совещание в отдел убийств Рикке восприняла без особого энтузиазма, потому что знала – ей по обыкновению придется отвечать на вопросы, которые будут заданы, не более того. Высказывать свое мнение или делиться предположениями бесполезно. Мортенсен кивнет, давая понять, что принял сказанное к сведению, Эккерсберг вежливо улыбнется, жирный боров Йоргенсен улыбнется ехидно, а Оле ободряюще подмигнет и на этом все закончится. Если бы Рикке работала в какой-нибудь торговой или производственной компании, то могла бы просто посмеиваться над коллегами, считающими себя умнее Кнуда Великого.
[12] Рано или поздно любой такой «умник» попадет в яму, которую сам себе вырыл. Но, что такое «поздно», когда речь идет о серийном убийце? Это чьи-то жизни. Это новые жертвы.
Коридоры в огромном здании столичного полицейского управления были длинными и канцелярски-унылыми. Суровый деловой стиль, место, где работают серьезные люди. Черный пол, белый потолок, тусклые стены, которые кажутся серыми, вне зависимости от того, в какой цвет они окрашены на самом деле. На взгляд Рикке, коридоры можно было бы «оживить», развесив по стенам картины или какие-нибудь постеры, но эту идею она предпочитала не озвучивать, чтобы не добавлять к репутации выскочки, сующей нос не в свои дела, репутацию полной идиотки. На ее рабочем месте с офисной тоской успешно боролся Снулле – лопоухий пес ярко-оранжевого цвета, купленный в «Фётексе»
[13] и врученный в подарок самой себе. «Дорогая Рикке, пусть этот пес защищает тебя от врагов и неприятностей… Та-та-та-там!» Одно дело просто купить игрушку, и совсем другое торжественно подарить ее себе перед зеркалом, а затем не менее торжественно дать ей имя. «Нарекаю тебя Снулле в честь Скуби-Ду
[14] и…» Ладно, дальше можно не вспоминать. Мужчина по прозвищу Нулле давно был вычеркнут из жизни, даже не вычеркнут, а выброшен и почти забыт. Можно считать, что «Снулле» это датский вариант имени «Скуби-Ду».
В большом кабинете Мортенсена тоже нашлось место личному – фотографии, на которой Мортенсен красовался в лыжном костюме и с палками в руках на фоне деревьев, обильно присыпанных снегом. Фотография висела на стене не просто так (Мортенсен вообще ничего не делал просто так), а со смыслом – показывала всем, что старина Ханс, несмотря на свои шестьдесят и нездоровый цвет лица, еще бодр и крепок. Рикке отдала бы треть своей месячной зарплаты за возможность оказаться на пять минут одной в кабинете Мортенсена и «доработать» его фотографию маркером. Вот бы смеху-то было! Но, увы, о таком можно было только мечтать. А как здорово смотрелся бы Мортенсен со слоновьими ушами и хоботом…
Рикке пришла последней и села в самом конце длинного стола, возле двери. Ее появления, казалось, никто не заметил. Мортенсен что-то говорил Эккерсбергу. Оле Рийс и Аре Беринг стояли за спиной у старшего инспектора Ханевольда и смотрели на экран его ноутбука. Йоргенсен, прикрыв рот рукой, шептал на ухо криминалисту Нансену очередной похабный анекдот (иначе зачем на ухо шептать?). Инспектор Франнсен, жена которого умирала от рака поджелудочной железы в хосписе Святого Луки в Хеллерупе,
[15] сидел особняком, погруженный в невеселые думы.
Рикке открыла рабочий блокнот на чистой странице и положила его на стол. Она так привыкла повсюду ходить с блокнотом, что иногда прихватывала его с собой, когда шла в туалет. Самое смешное, что иногда случалось делать записи и в туалете – умные мысли приходят в голову и там. На память полагаться не стоит, лучше все записывать. Да и думать удобнее, когда в одной руке блокнот, а в другой ручка, причем блокнот не электронный, а бумажный. Бумажный блокнот гораздо удобнее – его можно отшвырнуть от себя, не опасаясь повредить, листы можно рвать на мелкие кусочки, а под настроение из вырванного листа можно сделать самолетик, нарисовать на крыльях веселые рожицы и запустить такой вот «воздушный комплимент» в окно. А еще бумажные блокноты не нуждаются в подзарядке. Рикке была уверена в том, что существует всемирный заговор девайсов иначе как можно объяснить то, что все они склонны разряжаться в самые неподходящие моменты.
Сигналом к началу совещания стало покашливание начальника отдела. Секунда-другая и разговоры прекратились. Рийс и Беринг сели на свободные стулья. Франнсен вернулся к действительности и тоже смотрел на Мортенсена.
– Вчера я имел несколько неприятных разговоров, – известил Мортенсен. – Самым неприятным был разговор с мэром. Он выразил огромное недоумение тем, что Татуировщик до сих пор не пойман. Что я мог сказать в ответ? Сослаться на то, что Убийцу с Грин-ривер
[16] ловили более пятнадцати лет? Или признаться в том, что ни я, ни мои подчиненные не имеют в руках ни одной ниточки, которая могла бы привести к Татуировщику?
Старший инспектор Ханевольд многозначительно хмыкнул. Он мог позволить себе подобную вольность. Ханевольд начинал службу в полиции вместе с Мортенсеном, они считались если не друзьями, то хорошими приятелями.
– Фредрик! – поморщился Мортенсен, поняв, что хотел сказать Ханевольд. – Тысяча косвенных доказательств и десять тысяч подозрений не стоят одной веской улики. Един Балич пока что всего лишь объект для изучения.
– Перспективный объект! – вставил Ханевольд.
Йоргенсен покивал головой, выражая согласие с мнением старшего инспектора.
– Разговор закончился тем, что от меня потребовали действовать более активно, – тонкие губы Мортенсена на мгновение искривились в подобии улыбки. – От всех нас потребовали действовать более активно. Я понимаю нашего мэра. До выборов осталось не так уж и много, а Татуировщик может стать прекрасным козырем в руках любого противника.
