Дружба между графом и полковником завязалась вследствие одного случая, после которого последний проникся еще большим уважением к графу. Они встретились на Дальнем Севере, и граф выручил полковника, когда тот мог лишиться не только денег или имущества, но и доброго имени. Полковник, чувствовавший себя обязанным за эту услугу, был предан графу всей душой.
Как-то раз полковник, оставшись наедине с женой, сказал ей:
– Пришло время сообщить тебе о причине, побуждающей графа оставаться здесь так долго. Ты знаешь, что мы целых четыре года прожили с ним в П***, где нас связала такая крепкая дружба, что мы даже поселились в одной комнате. Однажды граф вошел ко мне рано утром и увидел на моем столе миниатюрный портрет Анжелики, который я всегда возил с собой. По мере того как он в него вглядывался, с ним творилось нечто странное. Не в силах оторвать глаз от портрета, граф, наконец, воскликнул, что никогда в жизни не видел женщины прелестнее и до той минуты не знал, что такое любовь. Я посмеялся тогда над этим чудным действием портрета и, в шутку назвав графа новым Калафом
[154], прибавил, что моя дочь не Турандот. При этом я деликатно дал ему понять, что, хотя нас и нельзя назвать стариками, но все-таки мы далеко не юноши, и потому идея внезапно влюбиться в кого-нибудь по портрету кажется мне немного странной. Тогда он поклялся мне всей душой, что такое не редкость для представителей его нации и что он действительно полюбил Анжелику и всерьез просит ее руки. Вот почему граф посетил наш дом. Он уверяет, что наша дочь к нему хорошо расположена, и вчера обратился ко мне с формальным предложением. Что ты на это скажешь?
Последние слова полковника испугали его жену.
– Боже! – воскликнула она. – Как! Отдать нашу Анжелику? Ему? Совершенно чужому человеку?
– Чужому? – переспросил полковник, нахмурившись. – Ты называешь чужим того, кому я обязан честью, свободой и, может быть, даже жизнью? Я признаю, что по возрасту он, пожалуй, не совсем пара нашей голубке, но он хороший человек и притом богатый, очень богатый.
– И ты хочешь, – возмутилась полковница, – решить все сам, даже не спросив Анжелику, которая, может быть, вовсе не разделяет чувств графа, как он это себе вообразил?
Полковник, побагровев, вскочил со стула.
– Разве я, – вскрикнул он, сверкая глазами, – когда-нибудь давал тебе повод считать меня дурным отцом? Отцом-тираном, готовым выдать дочь за первого встречного? Поумерь-ка свой пыл! Заметь, Анжелика вся обращается в слух, стоит только графу заговорить. Она смотрит на него благосклонно, охотно позволяет ему брать себя за руку и краснеет, когда он ее целует. Для неопытной девушки такое поведение – явный признак симпатии. А что касается всяких там романтических затей, которые вы, женщины, так любите, то чем их меньше, тем лучше!
– Мне кажется, – возразила полковница, – что сердце Анжелики не свободно, хотя сама она об этом еще не догадывается.
– Как так? – воскликнул полковник, вконец рассердившись.
В эту самую минуту дверь вдруг отворилась, и в комнату с милой улыбкой вошла Анжелика. Полковник, мгновенно успокоившись, подошел к дочери и поцеловал ее в лоб. Взяв девушку за руку, он усадил ее в кресло и сам расположился подле нее. Без лишних предисловий он завел речь о графе, его благородной внешности, уме, образе мыслей, а затем спросил, что о нем думает Анжелика. Та ответила, что сначала граф произвел на нее очень неприятное впечатление, но потом все это забылось, и теперь она с большим удовольствием беседует с ним.
– Ну, если так, – воскликнул полковник радостно, – то мне остается только благодарить Бога! Знай же, что граф страстно любит тебя и просит твоей руки. Надеюсь, ты ему не откажешь!
Едва полковник проговорил эти слова, как Анжелика, внезапно побледнев, лишилась чувств. Полковница, бросившись к ней, успела бросить укоризненный взгляд на мужа, который, совершенно раздавленный, безмолвно смотрел на бледное лицо своей дочери. Очнувшись, Анжелика осмотрелась вокруг, и вдруг слезы потоком хлынули из ее глаз.
– Граф! – всхлипывала она в отчаянии. – Выйти за страшного графа! Нет-нет! Никогда!
Оправившись от потрясения, полковник, стараясь быть как можно ласковее, спросил дочь, отчего же граф так противен ей. На это Анжелика ответила, что, когда отец сообщил ей о чувствах графа, она вдруг с ужасающими подробностями вспомнила тот страшный сон, который приснился ей четыре года назад, в канун дня рождения. Проснувшись, бедная девушка помнила только то, что сон был страшный, но никак не могла припомнить, что именно ее так напугало.
– Мне снилось, – говорила Анжелика, – что я гуляю в прекрасном саду, где растет множество цветов и деревьев. Я остановилась перед одним из них – с темными листьями и большими, распространявшими прекрасный аромат цветами, похожими на сирень. Ветви его простирались ко мне до того грациозно, что я не смогла преодолеть желания отдохнуть в его тени и, словно ведомая какой-то невидимой силой, опустилась на мягкий дерн. Вдруг какие-то чудные звуки раздались в воздухе: казалось, набежавший ветерок не шелестел листвой, а заставлял деревья издавать протяжные стоны. Неизъяснимое страдание и сожаление внезапно охватило меня, и в следующий миг я ощутила, как раскаленный луч пронзил мне сердце. Крик ужаса, замерев в стесненной груди, разрешился лишь тяжелым вздохом.
Вскоре я поняла, что это был вовсе не луч, а пристальный взгляд человека, наблюдавшего за мной из темной глубины куста. Его глаза все приближались и, наконец, остановились совсем рядом со мной. Чья-то белая, как снег, рука, появившись совершенно неожиданно, стала обводить вокруг меня огненные круги. Они становились все уже и уже, и я, словно заключенная в оковы, не могла пошевелиться. Ужасный взгляд проникал все глубже в мою душу и подчинял себе все мое существо. Когда чувство смертельного страха охватило меня, дерево вдруг склонило ко мне свои цветы, и до меня донесся чей-то нежный, любящий голос: «Анжелика! Я спасу тебя, спасу! Но…»
Тут рассказ девушки внезапно прервался: пришел лакей и доложил, что ротмистр Р*** желает поговорить с полковником. Едва Анжелика услышала имя Морица, как слезы брызнули из ее глаз, и она, невольно открыв свое чувство, воскликнула:
– О, Мориц! Мориц!
Появившийся в дверях молодой человек услышал эти слова. Увидев Анжелику всю в слезах, с простертыми к нему руками, он вздрогнул и, сорвав с себя головной убор, бросил его на пол. В следующий миг Мориц был уже у ног девушки, бессильно опустившейся в его объятия. В пылу чувств он прижал Анжелику к своей груди. Полковник онемел при виде этого.
– Я подозревала, что они любят друг друга, – прошептала полковница, – но не была в этом уверена.
– Господин ротмистр! – в гневе выкрикнул полковник. – Не угодно ли вам объясниться?
Мориц, устроив ослабевшую девушку в кресле, поднял с пола свой головной убор и, приблизившись к полковнику с горящим лицом, поклялся честью, что этот невольный порыв был вызван его глубочайшей любовью к Анжелике и что до сих пор он никаким образом не обнаруживал своих чувств. Но в эту минуту ему открылась тайна сердца Анжелики, и он надеется, что полковник благословит дочь на союз, основанный на взаимных чувствах.
