Но никакое другое утверждение не было бы дальше от истины.
Я очутился здесь, потому что перехитрил сам себя. «Сам подрывник взлетел на воздух»
[17], если воспользоваться выражением из классического английского. Я планировал сбежать, купив корабль всеми правдами и неправдами. При этом поссорился с единственным близким другом, но в итоге даже не получил корабль. Я спускался в подземелье, будучи уверен, что не вернусь оттуда. На мгновение позабыл о том, кто я такой, забыл секрет своей крови. Мне было так комфортно в колизее, и я решил, что Адр с Тевкра волен делать все, что ему заблагорассудится.
Впрочем, могло быть еще хуже. Я мог сам оказаться в темнице.
Мне очень хотелось увидеть друзей по Колоссо: Паллино, Элару, Гхена, Сиран и даже Хлыста, если бы он согласился выслушать меня. Но служба безопасности дворца проверяла все мои вызовы и, несомненно, точно так же следила за мной в часы моего одиночества. Любой разговор о покупке корабля могли расценить как попытку сбежать. Я продал свободу за комфорт и хорошую еду, обменял свое будущее на настоящее, пусть даже не по собственной воле. Как и на Делосе, я оказался в хрустальной клетке.
Только на этот раз мне некого было винить, кроме самого себя.
Я не покинул Эмеш. Мои глупость и алчность послужили тому причиной.
Подобно доктору Фаусту, я жаждал знаний – и, подобно доктору Фаусту, эти знания дорого мне обошлись. И обойдутся еще дороже.
Глава 48
Триумф
Парад проходил под ложей графа под оглушительные воинственные звуки труб и барабанов, усиленные динамиками дронов, что повисли над головами публики. Я стоял в дальнем углу ложи, потягивая из бокала красное кандаренское вино под тенью полосатого навеса, и наблюдал за тем, как граф и его супруг приветливо машут руками. Анаис была вместе с ними. Молодой лорд Дориан, в честь дня рождения которого и устраивалось празднество, ехал на колеснице во главе колонны в полном боевом доспехе, покрытом золотой и зеленой глазурью, в заколотом на плече белом плаще, держа в руке сверкающий меч из высшей материи.
Я почти не видел его.
Вместо него я видел Криспина, моего брата, в черно-красном доспехе гордо шествующего по колизею Мейдуа, в то время как отец и мать – разве она вообще была там? – следили за ним из той же ложи, где стояли Балиан и Лютор. Вместо Тора Владимира и канцлера Огир я видел сэра Феликса и Тора Алкуина. Вместо поджарой дамы Камиллы, с ее жестким взглядом, я видел Робана, когда-то спасшего мне жизнь. Только присутствие Земной Капеллы осталось неизменным: две фигуры в призрачно-черных, темней самого космоса, ризах с переливающейся белой отделкой. И действительно, если бы не уродство капеллана Гиллиама, он сам и его высокая крючконосая начальница, великий приор Эмеша, вполне могли бы сойти за Северна и старуху Эусебию.
Эта женщина – Лигейя Вас – была естественной матерью Гиллиама, но со временем стала выглядеть совсем неестественно. Я старался не обращать внимания на ее высохшее лицо, на длинную серебристо-белую косу, словно шарф обвивающую плечи, на узловатые пальцы, покоящиеся на трости. Я пытался, но так и не смог разглядеть в ней женщину-палатина, которая по своей воле выносила и родила ребенка. С другой стороны, кто смог бы увидеть жизнь в этом высохшем лице? Уж точно ни один молодой человек.
Ни один молодой человек не увидит в старости ничего, кроме разрушений, причиненных Временем.
Над процессией затрещали фейерверки, выпущенные гоплитами в парадных доспехах. Они раскрасили сумерки ярко-зелеными, мягко-золотистыми и алыми падающими звездами. Каждая цветовая волна сопровождалась мощным толчком, сотрясавшим барабанные перепонки. Звуки взрывов тонули в криках толпы и грохоте музыки, так что их легче было ощутить, чем услышать.
«Сфинксы Боросево» – гладиаторы, в боях с которыми я провел два года, – стояли на повозке позади Дориана, снаряженные для предстоящей схватки. За ними на таких же колесницах ехали главы домов, принесших вассальную клятву графу Матаро: Меллуанов, Кваров и Веиси, а также рыцарь-трибун по имени Смайт, представлявшая вместе со своими офицерами Имперские легионы. За повозками следовал отряд гоплитов в цветах дома Матаро, а за ними маршировала целая центурия имперских легионеров в безликих шлемах кремового оттенка, окруженная двойной шеренгой музыкантов и мортирами для фейерверка.
Осушив бокал, я оставил его на каменных перилах и пробился в поисках удобного места для обзора сквозь толпу придворных, кивнув на ходу леди Веиси. Говорили, что после постановочных поединков Дориана с гладиаторами состоится групповая схватка. Дориан должен победить, но так, чтобы никто не усомнился, что это был честный бой. Но перед всем этим появятся катары со сьельсином, извлеченным из темницы лишь затем, чтобы принять смерть во время торжественного жертвоприношения. Я не беспокоился за юного нобиля. Он был вполне порядочным человеком, но таким же скучным и бесцветным, как его сестра, правда, без малейшего намека на ее коварство.
Меня больше тревожила групповая схватка. Не прошло и месяца с тех пор, как я сам был мясом. И теперь не испытывал уверенности в том, что готов снова увидеть прежних товарищей: Паллино и Гхена, Хлыста, Сиран и всех остальных. Оставалось только надеяться, что они не будут сражаться в этот день.
– Должно быть, вы здесь как дома.
Я узнал акцент еще до того, как увидел ее.
– Доктор Ондерра! – сказал я, пытаясь перекричать шум в ложе, оглушительный рев толпы и грохот шествия. – Нет, вовсе нет.
По правде говоря, мне трудно было представить, чтобы кто-то сильнее, чем я, чувствовал себя не в своей тарелке в этот день на Колоссо. Я должен был сам взяться за оружие, а не прохлаждаться в компании нобилей. «Нобилей». С каких это пор я стал считать себя кем-то иным?
– Значит, вы скучаете по всему этому? – нахмурилась она, услышав мой ответ.
– Ни в коем случае, но я предпочел бы оказаться там, а не здесь. Хотите вина?
Я схватил два бокала с проплывающего мимо подноса и предложил один ей. Валка бережно приняла его и задумчиво втянула щеки. Я наклонился к ней и почти прокричал:
– Простите, что я так и не пришел посмотреть на те голограммы, о которых вы говорили. Граф поручил мне обучить его детей тонкостям джаддианского этикета. Мне сказали, что на будущий год он ожидает посланника с Джадда.
Эта была лишь часть правды. На самом деле я просто боялся показать себя перед ней еще бо́льшим дураком.
– Так вы… – она осеклась, – были дипломатом или кем-то в этом роде, до того как… – Она показала на парад, огибающий поле бойни.
На повозке артистка пела в микрофон, одновременно выделывая разнообразные коленца. К этому времени воинственные гимны оркестра утихли, смешавшись с пронзительными аккордами синтезаторных гитар, аккомпанирующих певице.
Воспоминания вызвали на моих губах болезненную улыбку, я заставил себя отпить вина, чтобы скрыть эмоции, и отвернулся:
