Гиллиам повернулся, собираясь уйти, но добавил:
– Можешь называть это невинным любопытством, если тебе так хочется, но придет время, и граф утратит интерес к тебе. Ты ведь знаешь, мальчик, какое наказание полагается за связь с врагом?
– Конечно знаю.
Несмотря на жаркий день и неприязнь к уродливому священнику, я почувствовал озноб и словно бы услышал, как катары точат керамические ножи и как шипит железо, остывая на ветру. Палачи Святой Земной Капеллы вполне заслужили свою зловещую репутацию. С еретиков, осквернивших себя общением с нелюдью, живьем сдирали кожу, потом их распинали и оставляли мучительно умирать.
Угроза прозвучала, и Гиллиам усмехнулся:
– Подумай над тем, что я сказал, и держись подальше от молодых лорда и леди.
Он уже был на полпути к двери, возле которой его ждали двое федератов, когда я окликнул его:
– Одну минуту, ваше преподобие!
Гиллиам неуклюже остановился – возможно, одна нога была у него короче другой? – и выжидающе посмотрел на меня. Не желая, чтобы известные своей раздражительностью охранники направили на меня станнеры, я остался стоять у беседки. Мне хотелось сказать капеллану что-нибудь угрожающее, что-нибудь внушительное. Хотелось припугнуть эту маленькую горгулью. Но ничего другого, кроме насмешек над его уродством, не приходило на ум, и, как бы я к нему ни относился, все же не мог опуститься до подобного поступка. Поэтому я просто шагнул вперед и снял очки, чтобы посмотреть на священника фамильным лиловым взглядом:
– Не стоит думать, будто вам все известно.
Глава 52
Небольшой разговор
Меня мало заботил Гиллиам Вас. Хоть он и был священником Капеллы – по меньшей мере капелланом, а не простым анагностом, – за проведенные на Делосе годы я хорошо изучил этих могущественных противников. Кроме того, интус появлялся редко и ненадолго. И меня постоянно отвлекали другие дела. Наши прогулки с Дорианом и Анаис продолжались. Дети графа стали гораздо лучше говорить по-джаддиански, и это меня радовало. На Эмеше в скором времени ожидали посла из Княжеств Джадда, и граф с лордом Лютором желали, чтобы члены их семьи произвели впечатление на сатрапа знанием языка и культуры Джадда.
Мне еще не приходилось видеть палатинов Джадда, знаменитых eali al’aqran. Когда-то джаддианцы были гражданами Империи. Связанные этнической общностью – их далекие предки населяли Средиземноморье и покинули Землю одними из последних, – более девяти тысяч лет назад они восстали против Форума и Императорского престола. Вопреки ожиданиям, эти некогда отсталые миры на самом краю Галактики сумели добиться независимости, а джаддианские нобили получили право самостоятельно контролировать генетическую судьбу своих детей. Несмотря на малочисленность – всего восемьдесят княжеских семейств и их преданные вассалы, – они были очень сильны армией клонированных солдат-мамлюков и крепкими традициями воинской службы, которые посрамили бы даже Турецкую империю древности. Никогда больше мятежные князья не преклоняли колени перед нашим священным императором. Освободившись из-под власти Капеллы – хотя многие в Княжествах продолжали поклоняться Матери-Земле, – джаддианские нобили совершенствовали свои кровные линии, используя евгенику так, как им ни за что не позволила бы Империя, и заявляли о превосходстве своих генетических программ и образа жизни. Они были нацией сверхлюдей, полубогов.
Я надеялся их увидеть. Истории о хрустальном дворе Альказ ду Бадра, о гареме князя Альдии, об искусстве и нечеловеческой быстроте мастеров меча маэсколов давно уже стали в Империи легендами, такими же экзотическими, как ужасные сьельсины, и странными, как слухи о Воргоссосе и прячущихся среди звезд экстрасоларианцах.
После того дня в резервации Улакиль мы с Валкой проводили вместе много времени. При всех различиях нас объединяло уважение ко ксенобитам и неприязнь к Капелле. Она поняла, что я тогда говорил искренне, на мгновение вырвавшись из-под надзора Империи. Она видела во мне мальчика, сбежавшего с Делоса, чтобы не лететь на Весперад, и не презирала меня.
Однако меня по-прежнему не выпускали за пределы дворца без сопровождения, поэтому на новые откровенные беседы с Валкой рассчитывать не приходилось. Несомненно, во дворце нашлись бы места, где мы могли бы переговорить с глазу на глаз, но знали о них только сам граф и его приближенные, а о том, чтобы спросить, где это, не могло быть и речи. И вот однажды я оказался возле двери в апартаменты Валки, не в первый и не в последний раз. Она никогда не приглашала меня войти, мы прогуливались по дворцовым колоннадам и сводчатым залам или спускались к террасовым садам, которыми изобиловала южная часть зиккурата.
Валка не открыла дверь ни на мой первый стук, ни на второй. Я долго простоял в неловком молчании, пересчитывая черные и темно-желтые плитки, выложенные «елочкой» на полу. Мимо меня прошли логофеты, сопровождавшие какого-то важного внепланетника в дюрантийском одеянии. Они едва удостоили меня взглядом, а я притворился, будто поглощен тем, что показывал голографический экран на противоположной стене: причудливые завихрения розовых и фиолетовых облаков, окутывающих геометрически строгие очертания мандарийского монастыря из белого камня. Табличка в углу туманного пейзажа сообщала, что это храм Башан на Цай-Шэнь.
Цай-Шэнь больше нет. Ее разрушили сьельсины. Я задумался о том, сохранили ли эти камни белый цвет или война превратила их в черные. Какая жестокая шутка богов или самой судьбы настроила этот экран на пейзаж Цай-Шэнь? Я протянул руку сквозь изображение и прижал пальцы к металлу стены. Затем развернулся, стараясь не думать о том, что этот храм и вся остальная планета превратились в расплавленное стекло. Экран зашипел и погас, оставив только вечерний свет, что проникал сквозь высокие окна по обеим сторонам от него. Скачки напряжения были таким обычным делом в замке, что я даже глазом не моргнул, зато решился снова постучать в дверь и подергал ручку.
– Валка?
Дверь оказалась не заперта. Может, ее специально оставили открытой? Или замок испортился из-за перебоев с питанием? В любом случае я уже открыл дверь в помещение, куда не должен был заходить.
«Ну хорошо, дружище, ты идешь или нет?»
Даже без света я заметил, что комнаты Валки богаче и просторней, чем мои. При этом здесь был ужасный беспорядок. Я остановился на мгновение, заметив зеленое нижнее белье на полу комнаты, в которую зашел без разрешения. Этот беспорядок делал Валку человечней, хотя я, как всякий юноша, цеплялся за распадающийся идеальный образ. Одежда была разбросана по полу, висела на спинке стула, лежала поверх документов и магазинных чеков на маленьком сервировочном столике и на большом обеденном столе. Мне пришлось напомнить себе, что объект моих нежных чувств – это живой человек, а не бесплотная мечта.
Собравшись с мыслями, я откашлялся и произнес слабым голосом:
– Доктор Ондерра? Дверь была не заперта, и я… Мы собирались встретиться сегодня вечером.
Ответа не последовало. Сознание того, что я проник в чужое жилище, все возрастало – и это была чистая правда, – но я уже зашел слишком далеко, чтобы отступать.
