– Дьявол! Я считал вас умным мальчиком.
– Смышленым, – находчиво возразил я. – Это не то же самое, что умный. Как вы сами сказали, я…
Я позволил Валке поселиться в своей голове. Она и сейчас была там, спряталась позади моих зрачков и презрительно хмурилась. Я сжал кулаки на коленях, чтобы остановить дрожь. Лицо Гиллиама все еще стояло передо мной, его остекленевшие разноцветные глаза сосредоточенно смотрели на свет, недоступный зрению смертных.
С нарочитой медлительностью граф поставил шкатулку на гладкую полированную поверхность стола и, нахмурив брови, разглядывал меня с высоты своего немалого роста – видит Земля, он был огромен.
– Я рассчитывал женить вас на Анаис после ее эфебии.
Только минуту спустя я сумел закрыть рот, а еще через минуту собрал осколки разума и, запинаясь, проговорил:
– Женить? На вашей… на вашей дочери?
На мгновение призрак Гиллиама Васа с остекленевшими глазами и рассерженное лицо Валки растаяли как дым, освободив место образу высокой и пышногрудой Анаис Матаро. Прекрасной, как ледяная статуя, и скучной, как болото.
– Или на моем сыне, если пожелаете. Но мне казалось…
– Нет! Нет, ваша светлость. – Я надеялся, что такая поспешность не оскорбит его, но решил смягчить ответ и добавил более учтиво: – Это, конечно, большая честь для меня, но…
Жениться? На палатинской леди? Я допускал, что такой вариант судьбы всегда возможен, но прошло столько лет с тех пор, как я был истинным Адрианом Марло, что все это казалось мне обманчивым сном. Ночным кошмаром. Я застрял на Эмеше, в мире, где моя жизнь разбилась вдребезги. Тысячи не до конца сформулированных возражений распускались, словно сорняки, в моей голове и, словно сорняки, душили меня, дав графу возможность продолжить.
– Это случится не раньше чем через три года, – сказал он с внезапным смущением вместо ожидаемого гнева; эта перемена насторожила меня. – Два года до эфебии и еще один – после помолвки, согласно обычаю. Я надеялся сохранить это в тайне, дать вам время привыкнуть к жизни в Боросево, познакомиться с девочкой поближе, но ваши безумные поступки…
Он замолчал, прошипев сквозь зубы.
Все еще утопая в шуме, звеневшем в ушах, я пролепетал:
– Но… я? Сэр…
Это было не совсем правильное обращение, и вспышка недовольства мелькнула на точеном лице Балиана Матаро.
– …У меня нет ничего, кроме моего имени. Как вам известно, я покинул дом с некоторыми осложнениями. И мой отец – всего лишь незначительный лорд, архонт. Наследственный, готов признать, а не назначенный, но все равно я…
– Сколько лет вашему отцу?
Не относящийся к делу вопрос поразил меня, заставил мысли крутиться в другом направлении.
– Мой отец! Поглоти меня Тьма! Ваша светлость, если отец узнает, где я, – или узнает Капелла – они убьют меня за побег!
– Сколько ему лет? – Граф поднял руку, останавливая меня.
Через мгновение я успокоился и ответил:
– Я… точно не знаю. Чуть меньше трехсот, полагаю.
– А его отцу?
– Ему было бы четыреста двадцать с лишним. Но он был убит мандарийской…
– Почему? – спросил граф, но равнодушно махнул рукой. – Это не важно. Тогда сколько вашей матери?
Я покосился на него, пытаясь пройти по причудливым поворотам его мысли к логическому завершению.
– Шестьсот… э-э… восемьдесят… два? – попытался припомнить я. – При чем здесь все это?
– А как по-вашему, сколько мне?
Он снова поднял крохотную шкатулку, спрятав ее в своем огромном кулаке.
– Двести? – наугад сказал я.
– Следующей осенью будет сто тридцать три.
– Сколько? – выпалил я, не сдержав удивления.
Это было слишком мало. В черных волосах графа уже появилась седина, складки вокруг рта плотно врезались в кожу.
Временно позабыв о недавних моих грехах, граф с простодушным расстройством развел мощные руки.
– У нас здесь молодой мир – и молодой дом, – наша кровь не так благородна, как ваша. Я сканировал ваш прекрасный геном, когда мы взяли вас во дворец. То, что вы носите здесь, – он указал на мое лицо, – стоит всех владений моего дома. Каким образом ваша семья получила в наследство такой комплект – и как ей удалось его сохранить, – вне моего понимания. Сделайте так, как я прошу, и вы станете консортом с высочайшим положением во всей системе. Все, что мне нужно от вас, – это ваши гены.
– Урановая лицензия, – просто сказал я.
– Что?
– Богатство, – объяснил я, не зная, что еще сказать. – Мы получили лицензию на добычу урана.
Это была только часть правды, я также унаследовал большое количество усовершенствованных генов от своей матери, дочери герцогини и имперской наместницы, отдаленной родственницы – семьдесят седьмая вода на киселе – самого императорского дома. Этот набор, укрепленный поколениями связей с домом Кефалосов и домом Ормундов, который управлял Делосом во времена лорда Джулиана, сделали мою кровную линию столь же привлекательной, как и родство со многими лордами более высокого положения, чем у моего отца. Разговор затих, и я опять сжал кулаки, на этот раз чтобы сдержать гнев и справиться с приступом ужаса и отчаяния из-за смерти Гиллиама. Что-то внутри меня оборвалось с тихим звоном. Я должен был знать, должен был догадаться. Глупец. Глупец. Глупец. И тут другая мысль, такая же мрачная, как и первая, поднялась из моей груди и вырвалась наружу.
– К дьяволу, я вам не племенной жеребец!
– Нет, лорд Марло! – Граф с силой хлопнул шкатулкой об стол, и я подумал, что тот пойдет трещинами, но поверхность осталась неповрежденной. – Вы будете тем, кем я скажу. У вас не настолько надежное положение, чтобы торговаться. Вы убили одного из моих приближенных.
Он оперся руками о спинку кресла, и голос его звучал все сильней с каждым словом.
Я конвульсивно сжал кулаки. На них еще сохранились после дуэли следы засохшего пота. Я посмотрел в глаза Балиана, черные, как был один у Гиллиама.
– По закону это не было убийством.
– По закону! – словно эхо, повторил граф. – Думаете, это будет иметь хоть какое-то значение для великого приора? Думаете, предписания закона защитят вас после того, что вы натворили, глупец? Вам не обойтись без моей помощи, – заявил он и неожиданно мягким и рассудительным тоном продолжил: – Я не прошу вас о чем-то неприятном. Вы должны быть довольны. Вы знаете мою девочку, и она без ума от вас, а это гораздо больше, чем можно сказать о многих брачных договорах.
Застывший взгляд Лигейи Вас преследовал меня, пока я сидел в кресле, беспокойно стуча пальцами по коленям. Я ничего не мог сделать, никуда не мог скрыться. Не мог ни отказаться, ни сбежать. Я поморщился и медленно кивнул:
