– Никаких шуток, – сказал я и бросил свой дисраптор солдатам, стоявшим у меня за спиной. – Только правда. Вы не хотите говорить со мной?
После недолгого бормотания снова донесся четвертый голос:
– Я иду к тебе. Мы будем говорить.
Я заметил какую-то перемену, не в интонации чужака, а в выборе слов. До этого момента разговор был не равноправный, каждая сторона использовала активные формы, описывая себя, и пассивные – обращаясь к слушателю. Но в последней фразе четвертый голос – принадлежавший, как я предположил, их командиру – применил пассивную форму в отношении себя и своих солдат. Я понял, насколько показательна и красноречива эта перемена. Они потеряли инициативу. До этого момента я даже не догадывался, как языковые формы могут показать согласие, когда все говорят в одном тоне. Будущий схоласт внутри меня пребывал в безмолвном восхищении, но зазвучавший в голове голос отца заглушил этот восторг. Время для него еще найдется.
Обернувшись, я крикнул Бассандеру и Олорину:
– Я буду говорить с их командиром около алтаря.
Если они и были удивлены этой новости, то не подали вида. Через мгновение Бассандер Лин пробрался мимо своих солдат и заявил:
– Я пойду с вами.
– Да, конечно, – кивнул я и посмотрел на свои руки: они больше не тряслись. – Думаю, все должно получиться.
Вечность в молчании. В тишине мира, темноте и одиночестве сердца. В таких случаях мгновения длятся бесконечно, а четыре десятка шагов по гладкому полу превращаются в эпохи. Я шел впереди Бассандера Лина и чувствовал всю тяжесть взглядов чужаков, направленных на нас… на меня. Если сьельсины и возражали против присутствия лейтенанта, то никак не показали этого. Они хранили напряженное молчание, настороженные, как вечные звезды, что притаились где-то за каменной толщей, составлявшей крышу нашего мира. Мы с Бассандером остановились посреди империи тишины.
Затем послышались тяжелые шаги. Один, другой, третий.
Капитан сьельсинов появился из темноты и встал, тяжело опираясь на одну из наклонных колонн, окружавших алтарь. Существо держало свой шлем на сгибе длинной, почти в рост человека, руки. Приближаясь, оно поджало губы и оскалило острые зубы. Ни одно мудрое изречение схоластов не пришло мне на ум, ничего, что помогло бы сдержать ярость или страх. Но я и не нуждался в этом, потому что ярости во мне не было. Как и страха. Я чувствовал ясность. Незамутненность. Готовность. Как только я погрузился в темноту, прочь от света и порядков мира, в котором я прозябал столько лет, все проблемы этого упорядоченного мира унесло прочь.
– Я забыло, как мал ваш народ. – Голос сьельсина был сухим, как солома, как старая кость, лишенная жизненной силы.
Это существо казалось меньше ростом, чем то, в которого я выстрелил из дисраптора в пещере наверху, но все же никак не ниже восьми футов. Непривычные черты лица более заострены, чем у другого сьельсина, глаза скорее раскосые, чем круглые, волосы заплетены в косу, лежавшую на левом плече.
Я остановился, перед тем как ответить, и заметил, что существо прижимает руку к боку чуть ниже того места, где у человека находились бы почки.
– Tuka okarin ikuchem.
«Ты ранено». Я использовал пассивную форму. Существо не стало возражать.
– Eka, – согласилось оно, повернув голову вправо и вниз, а затем добавило: – Ничего серьезного. Основной удар принял доспех. Я могу говорить за свою команду.
– Я верю тебе, – ответил я и показал на лейтенанта. – Сьельсин, это Бассандер Лин, он… – я не смог найти слово, соответствующее званию «лейтенант», – он младший капитан.
Лин услышал свое имя, и мне пришлось повторить для него на галстани.
– Меня зовут Адриан Марло, – обернулся я к сьельсину.
– Адриан… – ксенобит вывернул зубастую пасть, пытаясь произнести мое имя, – Марло.
Существо снова поджало губы, и в белом свете фонаря Бассандера я различил его черные десны.
– Я Итана Уванари Айятомн, ichakta корабля, который вы сбили.
Ichakta означало «капитан». Существо указало пальцем на свод над головой, простонало, зашипев, словно раненый кот, и тяжело привалилось к колонне.
– Вы сдаетесь? – повторил я на сьельсинском.
– Ты можешь гарантировать безопасность моей команде?
Существо окинуло меня взглядом с ног до головы. Я понимал, что оно видит: маленького человека в неприспособленной для войны одежде, изможденного, с растрепанными волосами. Детали моего костюма могли привести к более ясному пониманию, перебросить мост через бездну между нашими расами. Я не был и не хотел быть солдатом.
– Нет, не могу.
Я вдруг понял, что мгновение назад сказал прямо противоположное, поэтому придержал свою откровенность и добавил:
– Но я могу попытаться. Попытаюсь.
Я оглянулся на Бассандера и передал ему озабоченность сьельсина.
Лейтенант покачал головой в шлеме:
– Марло, я не знаю, что сделает с ними рыцарь-трибун.
Перейдя на галстани, чтобы ему было понятней, я объяснил:
– Я не могу сказать ему это.
Лейтенант пожал плечами. Лица его было не разглядеть под шлемом, руки лежали на прикладе плазменной винтовки.
– А какой у него может быть выбор?
Мне показалось, будто я слышал, как поднялись под шлемом брови Бассандера.
Я повторил этот вопрос ичакте сьельсинов. Существо снова оскалило свои острые, как осколки стекла, зубы в беззлобном рычании, а потом закрутило головой в другую сторону, чем прежде.
– Выбор есть всегда. – Оно запрокинуло голову к переплетенью изогнутых колонн и черных арок, поддерживающих высокий свод. – Люди никогда не забывают о смерти, yukajji-do.
Странно было слышать от сьельсина слово «люди» в таком контексте. Они произносили его иначе, чем мы, – с твердыми, резкими согласными. С силой.
– Ты хочешь умереть? – спросил я.
Уванари посмотрело на меня с высоты своего роста, чуть растянув губы, как собака, готовая зарычать. Его ноздри затрепетали, и оно снова отвернулось.
– U ti-wetidiu ba-wemuri mnu, wemeto ji.
Это напоминало стихи, цитату из священного текста. Я замешкался с переводом: «Когда придет время умирать, мы умрем». Я сдержал восхищенный вздох. Если не стихи, то определенно цитата. Земля и император, я словно говорил сам с собой. Пока я пытался соединить новые филологические знания с моим пониманием сьельсинского капитана, оно воспользовалось моим задумчивым молчанием и добавило:
– Не самое плохое место для смерти.
И это была ошибка с его стороны – дать мне возможность ответить просто. Зная, что в темноте скрываются другие сьельсины, я сказал:
– Может быть, и так, но не сегодня! Сегодня никто из вас не умрет. Сдавайтесь!
