– Оно говорит, что они прилетели молиться, – объяснил я.
Вырванные когти лежали в стальном контейнере на тележке. Сквозь морозный воздух в комнате я уловил металлический запах крови.
Следующий вопрос инквизитора утонул в словах ичакты. Глубокий голос Уванари срывался от боли, но оставался разумным:
– Мы не предполагали, что здесь есть ваши люди. Прыгали вслепую. Мы не знали.
– Не знали? – повторила инквизитор, когда я перевел, и катар по ее сигналу ткнул Уванари шокером.
Существо дернулось от удара током, напрягая мускулы, связанные кожаными ремнями.
– Как вы могли не знать?
Инквизитор резко махнула рукой, и я, уже начав машинально переводить, умолк, наблюдая за тем, как она обдумывала слова сьельсина и набирала запрос на своем терминале. Алгоритм. Прокляни меня Земля, она сверяла свои вопросы с алгоритмом! Обыденность этого факта причинила мне чуть ли не физическую боль. Это была даже не религия. Просто работа.
Инквизитор помедлила еще немного и спросила у меня на галстани:
– У сьельсинов есть религия?
– Я мало что об этом знаю, – ответил я, сожалея, что их бог не может прихлопнуть этот стальной пузырь вместе со мной. – Слово, которым они называют бога, означает… «хранитель». Или «учитель». Это все, что мне известно. К сожалению.
Она взмахом руки приказала мне замолчать. Я чувствовал, как в ее мозгу охотника выстраивалась логическая цепочка. Сьельсины. Развалины. Тихие… Знала ли она об этой гипотезе? Она видела перед собой ксенобита, прилетевшего в мир других ксенобитов. Колонов. И она сделает вывод – правильный или нет. Фанатики из Капеллы, убежденные в превосходстве человека, несомненно, сожгут умандхов живьем, посчитав, что те как-то замешаны в войне сьельсинов против людей. Опять погромы, опять шествия истинно верующих.
– За вами следом должен прилететь кто-то еще?
Кровь капала с семи из двенадцати пальцев, черная, как нефть.
– Нет, – Уванари отрицательно закрутило головой.
Не в силах произнести ни слова, я тоже покачал головой. Инквизитор подняла руку, и катар, вместо того чтобы вырвать сьельсину еще один коготь, отрубил фалангу пальца, до самого сустава. Его напарник положил обрубок в стальной контейнер на скамье около дальней стены, рядом с глубоким выгнутым умывальником. Они действовали без всякой злобы, без торжественности или театральности, просто отсекли палец нажимным ножом. Я почти поверил, что хрупкие кости треснут, и Уванари развалится на части, как разбитая статуя. Но оно только закричало.
– Зачем вы это сделали? – возмутился я. – Оно же ответило вам!
– Слишком легко, – объяснила инквизитор и посмотрела в камеру, словно пророк на своего бога, словно оттуда должны пролиться ответы на все вопросы. Не меняя позы, она дождалась, пока Уванари перестанет кричать.
Когда завывания сьельсина затихли, я обратился к нему:
– Мне очень жаль. Я не знал.
Уванари обожгло меня взглядом, закусив блестящими зубами губу, тяжело раздувая щеки и ноздри. Но ничего не сказало, не захотело ничего говорить.
– Переводчик! Не разговаривайте с допрашиваемым! – снова рявкнула инквизитор.
Я гневно посмотрел на нее, находясь в таком состоянии, что уже совсем не беспокоился о том, что передо мной инквизитор Капеллы, которую, даже будучи палатином, все равно должен бояться. Последние события уничтожили все мое беспокойство. Если бы не ирония судьбы, если бы не моя мать, я сам мог бы стоять сейчас с выбритым черепом, в белых одеждах инквизитора, сам мог бы задавать эти вопросы. Признаюсь, в тот момент меня терзали именно эти мысли, а вовсе не сочувствие к истекающему кровью ксенобиту. Я испытывал странное раздвоение зрения: видел себя и на месте инквизитора, и в тоннеле Калагаха, со станнером, приставленным к голове другого сьельсина.
Инквизитор Агари немного изменила свой вопрос:
– Когда начнется следующее нападение?
Я перевел ее слова, насколько мог быстро, и добавил:
– Я верю тебе, но ты должно сообщить им что-нибудь.
Рано или поздно запись этого разговора просмотрят аналитики легиона, или, возможно, анагносты Капеллы, или логофеты императорского двора. Сделают перевод и обнаружат те слова, которые я сказал от своего имени. Но тогда обошлось без последствий.
Тяжело дыша, Уванари подалось вперед и повисло в своих путах с широко расставленными руками.
– Asvatoyu de ti-okarin, hih siajeu leiude.
– Оно говорит, что не может рассказать о том, чего не знает, – перевел я и отвернулся. От инквизитора, от Уванари и креста, от всего этого.
Краем глаза я заметил, что женщина дернула рукой, и шагнул к ней.
– Одну минуту, пожалуйста! Дайте мне одну минуту! Я попробую еще раз.
Дождавшись разрешающего кивка инквизитора, я повернулся к Уванари и произнес охрипшим голосом:
– Значит, вы не собирались нападать на нас. Ты сказало, что вы прилетели помолиться здесь? Что значит «здесь»? На развалинах?
Я чувствовал, как инквизитор сверлила взглядом мой затылок, и уже решил, что она передумала и сейчас остановит меня, но Агари сдержалась и промолчала.
Наконец Уванари проговорило:
– Ты видел эти развалины.
Его грудь тяжко вздымалась и опадала, бисеринки пота выступили на лбу под костяной бахромой, стекая по маленьким чешуйчатым бугоркам в том месте, где рог переходил в гладкую белую кожу. Я кивнул, затем понял свою ошибку и закрутил головой, имитируя подтверждающий жест, которым пользовалось это существо. Увидев это, Уванари оскалило скальпельно-острые блестящие зубы в гримасе, в которой я начал подозревать улыбку.
– Вы поклоняетесь… тем, кто создал это место?
Я не знал, как по-сьельсински сказать «строители», и поэтому вынужден был импровизировать. Забавно, что эта небольшая оплошность засела в моей памяти крепче, чем все остальное.
Агари за моей спиной недовольно зашумела, я обернулся и сказал на галстани:
– Прошу вас, инквизитор!
Уванари наклонило голову вправо – укороченный утвердительный жест у сьельсинов. Оно поморщилось, а затем повисло на ремнях. Опоры для головы у него не было, и поэтому его гребень свисал между брусьями, к которым крепились руки.
– Ичакта, прошу тебя, – сказал я. – Они пока не сделали ничего такого, что нельзя исправить. Скажи мне, этой планете грозит опасность?
– Veih! – прошипел капитан. – Нет, не грозит. Мы прилетели не к вам, а потому что они были здесь. Боги. Они создали эти пещеры, такие же, как на Se Vattayu.
«На Земле».
Я не сразу разобрался что к чему – слово vattayu означало «земля», «почва», «грунт». На мгновение я представил себе нашу Землю – Богиню Материнского Мира Капеллы, – но тут же отбросил эту мысль.
