– Ксенолог, – добавила она с внезапно усилившимся акцентом, встала и протянула руку джаддианскому мастеру меча.
В глазах ее мелькнул интерес гурмана, увидевшего особенно вкусный кусок мяса. К моему тайному облегчению, джаддианец не стал целовать ее руку, а просто пожал и снова улыбнулся во все зубы, такие белые, что они казались синтетическими.
– Сэр Олорин Милта. Приятно познакомиться с вами. Я… – он оглянулся на меня, – я не вовремя, Марло?
– Ох…
Я замешкался, не решаясь сказать: «Да, боюсь, что так», и посмотрел на Валку, которая все еще не отводила глаз от мастера меча.
– Вовсе нет, – опередила она меня, – я как раз собиралась уходить.
– Это обязательно?
Взгляд Олорина, как ни странно, устремился ко мне. Он словно бы обдумывал какую-то тайную мысль, но затем сосредоточил все внимание на тавросианке.
– Прошу вас, останьтесь. Это дружеский визит. И я принес с собой жванию. – Он показал Валке бутылку с бледно-оранжевой настойкой. – Друзья моего друга-переводчика – мои друзья.
«Друга? – Я настороженно посмотрел на мастера меча, радуясь, что его внимание отвлечено от меня. – Когда это успело случиться?»
Следует признать, он не возражал против переговоров со сьельсинами так категорично, как лейтенант Лин, но я бы не стал называть его своим другом.
– Что это? – спросила Валка, склонившись над блеклой этикеткой.
– Жвания! – повторил мастер меча, потирая тонкие губы и легкую щетину, покрывшую его острые скулы, – очевидно, джаддианцы не выжигают лазером луковицы волос. – Вы никогда не пробовали?
Валка ответила, что нет, побудив джаддианца без промедления открыть бутылку.
– Tavmasie! Тогда вы должны остаться. Останьтесь, пожалуйста!
По его просьбе я достал три чистых бокала, а Олорин налил в каждый из них немного – на три глотка – прозрачно-розовой жидкости.
Я осторожно принюхался:
– Боги, она крепкая!
– Такая и должна быть! Buon atanta! – торжественно произнес Олорин и залпом осушил весь бокал.
Мы с Валкой друг за другом последовали его примеру. Резкий вкус корицы, чуть ослабленный запахом крепкого вина и едва уловимыми следами апельсина, ошеломил меня. Но все эти оттенки утонули в обжигающем пламени медицинского спирта. Слезы выступили у меня на глазах. Валка закашлялась. А Олорин рассмеялся:
– Ehpa!
– Ваше здоровье, – ответил я. – Но, простите меня, маэскол… Не хочу показаться неблагодарным, однако… Одним словом, я очень удивлен вашим визитом.
Мастер меча по-кошачьи пристроился в кресле, которое раньше занимал я. Его большие темные глаза с беспристрастным интересом остановились на моем раскрытом альбоме.
– Я давно хочу поговорить с вами. Еще с Калагаха.
Валка прочистила горло:
– Гм, вы в самом деле не хотите, чтобы я ушла?
К моему изумлению, она вопросительно показала на бутылку со жванией, а мастер меча любезно махнул рукой.
– Если вы, мальчики, решили поговорить, то я с радостью побуду где-нибудь в другом месте. Не люблю навязываться, – сказала Валка.
– Нет! – поспешно воскликнул я, вызвав лукавую усмешку джаддианца. – Вы не навязываетесь. И я в любом случае не собирался ничего делать.
«И мы не закончили наш разговор, Валка, ты не забыла?»
– Это вы нарисовали, лорд Марло? – внезапно переменив тему, спросил мастер меча и поднял блокнот со стола.
Я оглянулся и посмотрел через плечо маэскола на изображение изуродованных пальцев сьельсина с содранной кожей. Олорин на мгновение задержал взгляд на рисунке, слегка касаясь зачерненных грифелем когтей.
– Да, это мой рисунок, – я затряс головой, пытаясь прояснить мысли, – он не закончен.
Олорин перевернул страницу, открыв набросок джаддианского мамлюка, опирающегося на парадную глефу. Я уже не помнил, когда видел у мамлюков плазменное копье с удлиненным наконечником, но с этим оружием тощий гомункул еще больше напоминал угловатую марионетку с вогнутыми внутрь коленями. Маэскол быстро пролистал блокнот, рассматривая череду портретов: его самого, леди Калимы, сэра Эломаса, Балиана Матаро, Хлыста и Паллино. Моей матери.
– Это замечательно. Совершенно…
– Благодарю вас.
Я шагнул к нему, разрываясь между необходимостью оставаться вежливым и желанием забрать блокнот. Затем остановился на расстоянии вытянутой руки от кресла, но мое приближение заставило мастера меча прекратить просмотр. Где-то в середине блокнота скрывался портрет Валки, который я не хотел показывать. Ничего дурного в нем не было, но, понимаете, он не предназначался ни для кого, кроме меня.
Олорин с громким хлопком закрыл блокнот и положил на стол:
– Хотите еще жвании?
Валка, которая уже выпила второй бокал, принесла бутылку и протянула мастеру меча. Он налил себе и мне и вернул бутылку.
Когда мы осушили бокалы, он сказал:
– Я решил первым сообщить вам; не хочу, чтобы Капелла застала вас врасплох.
Олорин сжал длинными пальцами пустой бокал и понизил голос до шепота:
– Я только что вернулся с заседания. Там были моя госпожа, граф и ваша рыцарь-трибун. Они считают, что мы не далеко продвинулись за последние дни, и хотят попробовать… что-то еще.
– Еще? Разве того, что было, недостаточно?
Вдруг до меня дошел смысл сказанного, и я оглянулся на Валку, безучастно стоявшую у высокого буфета, отделявшего кухонный уголок от гостиной.
– Только нобили и трибун Смайт? Без великого приора? – спросил я.
– Нет, bruhir из Капеллы не присутствовала.
Олорин закинул длинную ногу на подлокотник кресла и одновременно с привычным спокойствием захрустел пальцами. Нет, не так – он успокаивал себя этим. Каждый щелкнувший палец снимал его напряжение так же надежно, как афоризмы схоластов. Джаддианец собирался с духом, чтобы сказать то, ради чего, очевидно, и пришел в мое скромное жилище.
– Они хотят, чтобы вы поговорили с капитаном. Один на один.
– Что?!
Я едва не выронил бокал, но нагнулся и подхватил его. Выпрямившись, я спросил:
– Вы меня не разыгрываете?
Именно этого я и хотел с самого начала. О боги, эти бюрократы выдохлись и пошли на попятную.
Маэскол наклонил голову, и спутанные черные волосы упали на глаза.
– Я решил первым сказать вам, – слабая улыбка мелькнула на его оливковом лице, сверкнула, словно молния, и пропала, – по-дружески. Завтра вас вызовут…
Взглядом я показал, что понял, продолжая ошеломленно стоять с пустым бокалом в руках, не в состоянии произнести ни слова.
