И все истории, услышанные в детстве, вернулись ко мне, все сказки о людях, которых насаживали на вертел и жарили на плазменном огне, о том, как Бледные ели по ночам младенцев и человеческие мозги. Пропаганда Капеллы, или, по крайней мере, я в те времена верил, что это пропаганда.
– А мы едим, – прошипело Уванари. – Если понадобится.
– Это бесполезно, – заявила Агари, легким касанием руки закрывая голографические подсказки на своем терминале. – Бесполезно!
Она повернулась к катарам и остановилась на пороге какого-то невысказанного решения, сомневаясь в том, как следует поступить. Инквизитор тоже была в лабиринте, такая же потерянная, как и я сам.
«В-в-вау! В-в-вау!»
В углах камеры запульсировали огни аварийной сигнализации, без слов взревела сирена. Глаза Уванари – два глубоких темных колодца – повернулись ко мне. Агари замерла, уставившись в потолок. Даже я вздрогнул, хотя и ожидал вмешательства.
– Что такое? – из осторожности первым спросил я.
Инквизитор сверилась со своим терминалом, ругаясь вполголоса.
– Опять перебои. Меня не интересует, насколько серьезно пострадали генераторы во время волнений, – готова поклясться, что кто-то специально это делает.
Я старался сохранить серьезное выражение лица, думая о Валке и ее еретическом тавросианском импланте. Есть у нее дипломатический статус или нет, но она по моей просьбе преступила черту.
«В-в-вау! В-в-вау!»
В терминале Агари тоже взвыл сигнал тревоги, она ударила по кнопке и поднесла устройство к губам:
– Что?
Я не расслышал ответ – инквизитор получила его через проводящую вставку, спрятанную за ухом, – но ее смуглое лицо побледнело.
– Ну так успокойте их! – сказала она. – Нет! Нет, будь они прокляты! Используйте станнеры. Станнеры, я сказала. – Ее взгляд заметался между мной и катарами. – Нет! Я уже иду!
«В-в-вау! В-в-вау!»
Я поспешил к ней и снова спросил, хотя и догадывался, каким будет ответ:
– Что такое? Что случилось?
– Сбой питания в западном крыле. Все видеокамеры отключены.
«В-в-вау! В-в-вау!»
В этот момент я боготворил Валку.
– Еще один сбой? Постойте, в западном крыле? Там же остальные…
Я умолк и бросил взгляд туда, где висело на кресте Уванари. Трудно сказать, слышало оно нас или нет, поскольку голова его снова упала на грудь, а дыхание стало прерывистым.
Инквизитор нахмурилась – не подозрение ли мелькнуло в ее взгляде? – и устремилась к двери, уже открывшейся под шипение гидропривода.
– Идемте, Марло…
Я не двинулся с места и оглянулся через плечо на Уванари.
– …Идемте. Вы нужны нам. Другие сьельсины…
– Позвольте мне остаться.
– Нет.
– Дайте мне поговорить с ним, – я оглянулся на катара, – один на один.
– Они нападают друг на друга. Вы пойдете со мной, немедленно.
Я заскрежетал зубами так громко, как только сумел, и ткнул пальцем в пол под нами.
– В прошлый раз, когда вы оставили меня одного с заключенным, я продвинулся дальше, чем вы за две недели, с вашим отрубанием пальцев и поджариванием на медленном огне. Дайте мне пять минут. Нет, десять.
Сирены продолжали пронзительно визжать, красные и белые огни свивались спиралями на стенах и потолке.
Словно только что додумавшись до этого, я добавил:
– До тех пор, пока вы не успокоите остальных.
«В-в-вау! В-в-вау!»
Инквизитор обдумывала ответ, наверное, целое столетие. Агари была не из тех, кто привык к нехватке времени; обычно она контролировала каждое слово и каждую деталь ситуации. Хаос раздражал ее, нарушая сложившийся внутренний порядок. Страх отравляет, и сейчас именно это с ней и происходило. Я прикусил щеку, чтобы сдержать фамильную кривую усмешку Марло, что грозила прокрасться на мое лицо и лишить меня возможности осуществить план. Ответ инквизитора скорее напоминал выдох, унылый и бесформенный, как сьельсинское «да».
– Ром, останешься с ним, – она ткнула пальцем в одного из катаров, – а ты пойдешь со мной.
И Агари умчалась в вихре разлетевшейся от резкого движения черной мантии, в шипении гидравлического привода двери, забрав с собой второго катара и все мои надежды на удачу.
Катары. Я совсем забыл об этих трижды проклятых катарах. Они всегда молчали и поэтому полностью ускользнули от моего внимания. Глупо, очень глупо получилось. Катар Ром молча стоял в углу. Я не решился спорить с приказом. Когда все кончится, когда я сделаю то, что пообещал самому себе, мне хватит и других обвинений, без показаний катара о том, что я пытался отослать его. Но если он будет рядом, у меня ничего не получится.
Я подошел ближе, надеясь, что мой шепот достигнет его ушей сквозь завывание сирен.
– Eka yitaya, – извинился я, сжимая в руке зачехленный нож. – Я не могу выполнить твою просьбу.
Сьельсин поднял голову и, даже закрепленный на пыточном приспособлении, посмотрел на меня сверху вниз. В свете красных аварийных ламп глянцевые зубы приобрели оттенок человеческой крови. Трудно сказать наверняка, но мне показалось, что его черные глаза скользнули по фигуре катара в углу. Затем поднялись вверх, к мигающим аварийным огням на металлической стене у самого потолка.
– Это сделал ты?
Надеясь, что те, кто следил за мной, не заметили этой едва уловимой гримасы, я оскалил зубы. Мне хотелось рассказать сьельсину о том, что меня фактически вынудили отступить, но я должен был исполнить свою роль. Пусть даже это роль из эвдорской мелодрамы.
– Значит, ты уже встречалось с людьми раньше?
Уванари издало тот ужасный завывающий свист, который заменяет его сородичам смех, хотя и слабее тех, что я слышал прежде. Сьельсин выпятил подбородок в одном из немногих жестов, по чистой случайности оказавшихся общими для наших рас.
– Теперь вопросы задаешь ты?
– Прошу тебя!
Я с беспокойством оглянулся на катара. Он стоял на том же месте, неподвижный, жуткий призрак поражения, стоял слишком близко. Я отошел на шаг.
Сьельсин резко выдохнул через разрезы ноздрей:
– Да.
– Saem ne? – спросил я. «Где?»
Оно не ответило, а вернулось в прежнее мрачное состояние, уверенное в том, что его мучения еще не кончились. Это было всего лишь короткое затишье – или было бы, если бы не сирены.
А потом это случилось.
Сирены умолкли, все огни погасли, кроме служебных сигналов на хирургической тележке катаров – крошечных, словно звезды на небе, индикаторов, почти не прибавлявших света в темном помещении. Энергия пропала. Видеокамеры отключились. Отключилось вообще все. Если бы не катар, мы бы надолго остались одни, и я смог бы выполнить просьбу сьельсина и свое невысказанное обещание избавить его от всего этого.
