– Криспин – твой брат. И я не желаю слышать, как ты говоришь о нем в подобном тоне.
Не ответив, я встал на ноги и собрал последние крупицы гордости.
– Но, отец, я не хочу быть священником!
– Обращайся ко мне «сир» или «милорд»! – заявил мой родитель, проскользнув мимо стола, словно охотящаяся пантера.
Не имея другого выбора, я согнулся в глубоком поклоне, как подобает при обращении к лендлорду. Жалкая, но все-таки месть, поскольку отец таковым не был.
– Я хочу стать схоластом, – сказал я, выпрямившись.
Второй удар пришелся по другой щеке, но я был готов к нему и, дернув головой, устоял на ногах.
– Так вот, значит, что ты хочешь на самом деле? Быть живой машиной у какого-нибудь приграничного барона?
– Я хочу поступить в Экспедиционный корпус и путешествовать между звезд, как Симеон Красный, – ответил я, опираясь здоровой рукой о стол.
– Как Симе… – повторил отец, но умолк на полуслове, презрительно фыркнув.
Еще бы! Даже мне самому это теперь кажется не более чем детской мечтой.
Он сменил тактику, обратившись к логике.
– Адриан, Капелла обладает реальной властью. Ты можешь стать инквизитором, возможно, даже членом Синода. – Он сжал челюсти и едва шевелил губами. – Нам необходимо иметь кого-то в Капелле. Кого-то из своих, мальчик.
У меня засосало под ложечкой.
«Пропади все во Тьму!» – решил я и покачал головой.
– Ты уже все продумал? Но я им не стану.
Мой отец и господин стоял, возвышаясь надо мной на целую голову, на расстоянии всего в один дюйм, глядя на меня поверх орлиного носа сквозь прищуренные до микронной ширины веки.
– Станешь. – Он вложил кристалл мне в ладонь. – Ты полетишь на Весперад в конце боэдромиона.
Это было название месяца, совпадающего с началом осени по местному календарю.
– Осталось всего три месяца! – запротестовал я, опасаясь еще одной пощечины.
– Последнее происшествие ускорило наши планы. Я хочу, чтобы ты не попадался никому на глаза, чтобы не доставить мне новых неприятностей.
– Неприятностей? – чуть ли не закричал я. – Отец, я…
– Хватит! – повысил он голос в первый раз с начала разговора; ноздри его широко раздувались, глаза снова превратились в щелки. – Это решено!
Он взглянул на корректив на моей руке и добавил с презрением:
– Ступай, пока не навредил себе еще больше.
Я сдержался и не зарычал ему прямо в лицо и не запустил поднятым стулом в греческую статую. Лишь глубоко вдохнул, насколько позволили больные ребра, вытянулся во весь свой невпечатляющий рост и отвернулся от отца.
Глава 10
Закон птиц и рыб
В мрачном молчании я смотрел на море. Прошло две недели после разговора с отцом, и с тех пор я делал все возможное, чтобы избежать встречи с ним. Для этого я устроился в укромном местечке за выступом скалы на каменистом берегу у подножия акрополя, заменявшему нам пляж. Здесь, вдали от видеокамер и взглядов бдительных охранников, мальчишка мог сердиться сколько душе угодно. Моя рука окончательно зажила, и я, прислонившись спиной к скале, рисовал в блокноте силуэт траулера, мирно плывущего в порт. Судно возвышалось над рыбацкими джонками с белыми и красными парусами, что усеяли все море, от берега и до восходящего на горизонте солнца.
Чайки пикировали, рассекая соленый воздух и пронзая поверхность океана, а затем появлялись вновь с рыбинами в клювах. Я посмотрел на них, потом на корабль, который только что рисовал. Теперь он плавно скользил вдалеке, огибая маяк на мысе и направляясь к городу и устью реки.
Уголок отцовского кристалла выглядывал у меня из кармана, напоминая о закодированном в нем голографическом сообщении, в котором отец подтверждал терабайты информации обо мне прокторам школы Капеллы на Веспераде. Я смотрел эту запись раз пятьдесят за последние две недели. Каждый раз мой тайник домашних вин сокращался, а число рисунков увеличивалось.
Я раздраженно закрыл блокнот вместе с карандашом и откинул голову. Рука все еще болела в месте перелома, хотя было уже ясно, что скоро она совсем заживет. Я помассировал ее левой, отметив скопление крошечных, размеров с булавочную головку, шрамов на бледной коже от кончиков пальцев до середины предплечья. Они сверкали в лучах серебристого солнца Делоса, и я согнул поврежденные пальцы, скривившись от неприятного ощущения. Тор Альма, наш семейный врач, уверяла, что они вернутся в рабочее состояние, но я в свою очередь уверял, что они сделались странными, неудобными, как новые зубы.
– Так вот куда ты забираешься, когда не хочешь, чтобы кто-нибудь тебя отыскал?
Я не стал оборачиваться, и без того зная, кто это сказал.
– Очевидно, нет.
Гибсон подошел справа, тяжело опираясь на ясеневую трость. Невероятно, но он только что спустился по лестнице в несколько сотен ступенек, тщательно замаскированной среди беспорядочно разбросанных скал. Полы мантии из тонкой изумрудной ткани волочились по песку, но он не обращал на это никакого внимания.
– Ты пропустил наши занятия.
– Не может быть. Сейчас всего десять часов утра.
Прикрыв веки, я прислонился головой к скале. Но Гибсон по-прежнему возвышался надо мной, и я, взглянув на него одним глазом, заметил почти смущенное выражение на морщинистом, обветренном лице наставника.
– Десять было три часа назад, – ответил он, вяло кивнув, – а сейчас уже почти полдень.
Я вскочил так резко, что со стороны можно было подумать, будто я обжегся или меня ужалил анемон, которых было полно на морском берегу.
– Простите, Гибсон, я не знал. Должно быть, потерял ощущение времени, и… – Я честно пытался найти какое-нибудь объяснение, но не смог.
– Не переживай, – поднял ладонь старик, – тебе больше не нужен учебник риторики.
– Наверное, не нужен, – скорчил я кислую гримасу.
С изысканной неторопливостью Гибсон опустился на последнюю ступеньку лестницы, ведущей к замку. Я поспешил ему на помощь, но он только махнул рукой.
– Адриан, ты пропустил занятия второй раз за много-много недель. Это на тебя не похоже.
Я лишь хмыкнул в ответ, и Гибсон шумно вздохнул:
– Понимаю. Возможно, тебе все-таки понадобится учебник риторики.
Нахмурившись, я отвернулся и подошел к тому месту, где заканчивались камни, а дальше до серебристой глади воды тянулась полоса песка. Без воздействия лунных приливов море всегда оставалось спокойным, только у самого берега крутились крохотные водовороты.
– Гибсон, я все еще не могу поверить. В эту мерзкую Капеллу!
Мы уже обсуждали это. Дважды.
– Ты сам знаешь, что можешь стать великим.
