Это «мессир» прозвучало слишком по-образованному, не так, как должен говорить обычный воришка.
Кроу улыбнулся, словно все понял, и неопределенно махнул рукой:
– Да из многих разных мест.
Он посмотрел поверх моего плеча на префектов, удалявшихся по улице к мосту, и добавил:
– А направляюсь в Асцию, в Содружестве. А ты?
Уставившись в стол, я прикусил губу. Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, и я уже пожалел, что сел рядом со стариком.
– Я родился на… – проговорил я наконец.
Он хлопнул ладонью по столу:
– Нет, не то. Куда ты идешь?
Смутившись, я медленно поднял на него глаза:
– Никуда. Какое вам до этого дело? Я вообще не должен был разговаривать с вами. Что бы вы ни продавали…
– Будь я проклят, если что-то собираюсь продавать! – сказал Кроу и почесал за ухом. – Просто увидел, что человек в беде, и все. Только мне нечего ему дать.
Он с кряхтением наклонился ближе ко мне:
– Кости уже не те, что раньше. Проклятая фуга.
Несмотря на свои причитания, выглядел он ближе к среднему возрасту. Кроу растопырил пальцы на столешнице, и только теперь я сообразил, что он слегка пьян, и это еще в лучшем случае.
– Человек должен куда-то идти, поэтому старый Кроу здесь… – Он показал рукой на небо и добавил: – Несмотря ни на что.
Я собрался уходить и проверил карманы – монеты из украденного кошелька были на месте. И еще полукаспумовая банкнота, зажатая в кулаке. Префекты пропали за углом, и я огляделся вокруг сквозь красные линзы ворованных очков.
Корабельщик, похоже, не возражал против моего ухода, а только сказал:
– Эта планета – куча дерьма, понимаешь? Как тут вообще можно дышать? Даже виски – и те неправильные.
Он скривился и посмотрел в свой стакан.
«Неправильные».
Именно это слово я повторял сотни раз с момента моего неприятного пробуждения на Эмеше. Здесь все было неправильное. Жгучее солнце, две луны, даже воздух. Живя со всеми удобствами в Обители Дьявола, я и вообразить бы не смог свое нынешнее положение, которого не пожелал бы самому смиренному из плебеев. Внезапно украденные монеты в карманах ужасно потяжелели, и я съежился, словно на шею мне накинули хомут.
Пьяный странник продолжал говорить не столько именно мне, сколько всему миру вообще:
– Послушай старого Кроу. В человеке должен быть огонь.
– Как вы стали корабельщиком? – спросил я без всяких предисловий.
Это была лучшая судьба, на которую я мог претендовать в своем незавидном положении. Мысли о Симеоне Красном, путешествовавшем в беспредельной ночи, переполняли меня. Даже если мне никогда не стать схоластом, не поступить в Экспедиционный корпус, приключения и загадки, а также престиж первооткрывателя не были для меня невозможными.
Кроу вскинул голову и снова почесал за ухом:
– Я им родился. Как и многие другие.
Он прищурился, наставил на меня указательный палец, а большим сделал движение, будто спускает курок древнего огнестрельного оружия.
– А ты не думал о том, чтобы самому наняться?
У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Мечта о том, чтобы снова оказаться в прохладном корабле, в чистоте и сытости, стремительно расцветала во мне. Я бросил быстрый взгляд на улицы за оградой кафе, уловив краем глаза форму городских префектов цвета хаки.
Приняв мое молчание за подтверждение, Кроу продолжил:
– Это нелегкая жизнь, братец. Лучше подыщи себе работу в оранжерейных фермах, чем на корабле. Черная Земля! Подайся в рыбаки. У рыбаков сладкая жизнь без всякой там заморозки. – Он поморщился и потер себе загривок. – Слушай, а ты не думал о бойцовских ямах? Такой рослый парень, как ты… У них всегда нехватка после Колоссо, кто-то должен занять место убитых.
– Так вы рекрутер? – спросил я.
– Это я-то рекрутер? – хохотнул он. – Нет, конечно. Просто люблю хорошую драку.
Он перегнулся через стол и ткнул меня пальцем в грудь:
– А ты мог бы стать великим. У тебя подходящее телосложение.
Кроу с кислым видом посмотрел в свой стакан и добавил:
– Только запомни: поступай в мирмидонцы, а не в гладиаторы. Девушки не любят профессиональных убийц.
Эти слова показались мне странными. Девушки любили как раз гладиаторов, и во многом потому, что они были убийцами. Героями. Настоящими мужчинами. А трупы не нравятся никому. Оглядываясь назад, я воспринимаю это как пророчество, или дело просто в том, что старый сукин сын был здесь чужаком.
– Хм, подумаю об этом.
Я сделал осторожный шаг к воротам на улицу, опасаясь, что начинаю привлекать внимание немногочисленных посетителей. Инстинктивное стремление сбежать боролось во мне с желанием остаться, и я, должно быть, выглядел очень глупо, переминаясь с ноги на ногу. Если и так, корабельщик потерял ко мне интерес. Он окунул нос в стакан и постучал пальцем по вмонтированному в стол экрану меню. Мне снова показалось, что неподалеку мелькнуло пятно цвета хаки, и я отскочил назад. Это движение привлекло любопытные взгляды, и опьянение на секунду исчезло с грубого лица корабельщика.
– Ты не должен так жить, братец.
Он покачал пальцем у меня перед носом и продолжил тихим голосом:
– Никто не должен так жить. Сегодня тебе повезло встретить меня, но в следующий раз, когда ты занырнешь в кафе с каким-нибудь украденным женским кошельком, кто-то вызовет охрану.
Я посмотрел на свои босые ноги с засохшей на них грязью. Мне очень хотелось попросить, чтобы он взял меня с собой, но я подумал о Кэт – о ее улыбке и кривых зубах – и прикусил язык.
– Вы меня совсем не знаете, – резко сказал я.
– Конечно не знаю, – согласился Кроу. – Но люди сами по себе не так уж сильно отличаются, и не важно, как они выглядят снаружи. Не важно даже, где ты окажешься. Везде та же самая боль, та же самая нужда. Кто-то должен напомнить людям, что они люди. – Он задумчиво почесал ухо. – У тебя есть возможность, мальчик, даже если нет ничего другого. У тебя есть ты. И я сейчас говорю не о крови.
Судя по тому, как вздернул бровь корабельщик, я готов поклясться, что он понял, кто я такой: нобиль, палатин, опустившийся на дно сын пэра. Но затем он ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом, и ощущение, будто бы передо мной сидит мудрец, исчезло, укрывшись за грубостью, как меркнет в черепке разбитого кувшина величие создавшей его древней империи.
– Кто ты такой – это не важно. Не очень важно, во всяком случае. Важно, что ты делаешь. Понял?
Он говорил правду, но я слушал его невнимательно. Потребовалось много времени, прежде чем слова пьяного корабельщика пробрались в тот бронированный бункер, который я называл своей головой. Но я старательно кивал, то и дело вытягивая шею и поглядывая за угол сквозь окно кафе.
