Едва закончили подбирать трофеи, как я услышал звук трубы. Похоже, парламентеры от датчан. Ну что же, пойдем пообщаемся.
– Эй, Кароль, Хайнц, поехали!
Парламентеров четверо: два офицера и горнист со знаменосцем. Знамя, кстати, не абы какое, а королевское. Один из офицеров держится чуть в стороне и настороженно зыркает на меня. Другой, поклонившись в мою сторону (понимает, стервец, у кого тут статус высокий), представляется полковником датской гвардии Гунаром Фенсбю и доводит до нас волю своего монарха:
– Его величество Кристиан Четвертый восхищен вашей храбростью и милостиво разрешает вам покинуть поле боя с оружием и знаменами!
О как! А его величеству нимб не давит? Хотя шведская армия разгромлена и он, очевидно, чувствует себя главным петухом в скандинавском курятнике. Если же он поторопится и захватит сейчас короля Карла, то победа у него в руках. Понятно! Зачетная попытка, но не сегодня.
– Передайте моему кузену королю Кристиану, что я также восхищаюсь его храбростью и воинскими талантами. Но сегодня он по этой дороге не проедет!
Мое заявление вызывает ступор у господина Фенсбю. Он растерянно оглядывается на своего спутника и явно не находит, что сказать. Надо заметить, что мы с королем Кристианом действительно довольно близкие родственники. Его мать королева София Мекленбург-Гюстровская и мой папаша Сигизмунд Август – двоюродные брат и сестра. Так что мы с ним троюродные. К слову, его старшая сестра замужем за королем Англии и Шотландии Яковом Стюартом. Так что Карл, которому Кромвель в свое время оттяпает голову, мне как бы племянник.
– Так это вы – принц Иоганн Альбрехт Мекленбургский? – нарушает молчание второй офицер.
– С вашего позволения, герцог Мекленбург-Стрелицкий, – с легким поклоном подтверждаю я. (А чего это Фенсбю таращится с таким пиететом на своего спутника?)
– Так это вы сожгли мои корабли под Стокгольмом? (Ах вот оно что!)
– Увы, ваше величество!
– Дорогой кузен! А как вы вообще оказались в Швеции?
– Превратности судьбы, ваше величество!
– Да, я слышал кое-что о ваших злоключениях. Но почему вы отправились в Швецию, а не, к примеру, в Данию?
– Так уж получилось!
– Когда у вас в следующий раз что-то случится, вспомните о своих датских родственниках. Мы умеем ценить талантливых людей.
– Всенепременно.
На лице самодержца всея Дании и Норвегии между тем, несмотря на любезную речь, написано горячее желание удавить невесть откуда взявшегося родственника. (Фи, ваше величество, какой у вас дурной вкус!) Понимаю, понимаю: победа уже была в кармане, оставалось только захватить вражеского короля – и на тебе. Ничего-ничего, привыкайте.
Раскланявшись со всей возможной учтивостью, высокие договаривающиеся стороны разъехались к своим отрядам.
– Что будем делать, kameraden?
[23] – спросил я своих офицеров.
На лице Гротте и Клюге было написано «что прикажете». Кароль же, выпучив глаза, спросил:
– А разве вы, ваша светлость, не пообещали королю держаться тут до последней крайности?
– Ну, во-первых, не королю! Его величество, дай ему Бог здоровья, был без памяти! Во-вторых, я не обещал, что буду торчать здесь себе на погибель. Я сказал, что сегодня тут датчане не пройдут, и они не прошли. Так что свою задачу мы выполнили, надо и о себе любимых побеспокоиться!
Кароль, сделав глаза еще больше, оглянулся на остальных, но наемники всем своим видом выражали полное согласие с моей светлостью.
– Кароль, что тебя беспокоит?
– Но ведь датчане могут еще раз…
– Господи! Дай мне сил! Послушай, Кароль, что там происходило под стенами Кальмара последние трое суток?
– Сражение!
– Правильно, молодец! И как ты думаешь, дружок, датчане сильно устали? И чем они сейчас, по-твоему, занимаются? Чтобы сбить нас с этой дороги, королю Кристиану нужна пехота. А она сейчас отдыхает и азартно делит то, что награбила на трупах и отняла у пленных. И раньше чем завтра он их не поднимет. Кроме того, не вся же шведская армия разгромлена? И как они будут отходить, если не по этой дороге? Кристиан, кстати, изрядно рисковал, бросившись преследовать Карла. Он мог, конечно, выиграть войну, захватив своего противника, а мог и все проиграть, попавшись сам.
Мой монолог прервал человек, присланный Юргеном.
– Ваша светлость, датчане уходят!
– Ну вот видите, моему кузену или его приближенным пришла в голову та же мысль. Ну, поскольку «светлых» мыслей ни у кого больше нет, делать будем так. Хайнц, собирайтесь и будьте готовы к отступлению. Если на нас будут выходить остатки шведского войска – ставить в строй без разговоров! Манфред, садись и пиши победную реляцию! Я потом прочитаю, а Кароль отвезет ко двору. Что значит «не умеешь»? Да это проще простого. Нас сколько датчан атаковало, две сотни? Пишешь две тысячи. Сколько залпов мы сделали, прежде чем они отступили? Вот-вот, пишешь, что бились до вечера. Сколько вражеских трупов? Правильно, перебили всех на хрен! Так, что еще? Значит, так, если рядом ручей – пиши, что река, если холм, то гора. И, тьфу, нечистый, чуть не забыл самое главное: обязательно напиши, что король Кристиан был так восхищен нашей стойкостью, что лично салютовал нам шпагой!
Ну что же, всех вроде озадачил – пойду посмотрю, что там мои «каторжники» делают. Главные потери пришлись как раз на них, но вроде как не унывают. Аникита морду воротит. Обиделся! Ничего-ничего, привыкай, тебе полезно будет, боярский сын.
– Ну рассказывай, всех на коней посадил?
– Тех, кто на ногах стоит, – всех, княже. Стрельцы только пешие остались, но им и ни к чему.
– А сколь получилось?
– Семь десятков и еще трое.
– Погоди, это что же – почти восемьдесят побитых?
– Ну, княже, не всех до смерти. Господь не без милости – может, и оклемается кто.
– Сколько?
– Два десятка и еще семь насмерть поубиты, еще с десяток тяжело поранены, вряд ли выживут. А прочие должны встать.
– Вот оно как. Ну, упокой господи душу новопреставленных рабов своих. – Мы с Аникитой перекрестились, каждый на свой лад. – Ладно, показывай своих конных. Да-да, своих, будешь у них хорунжим пока, а там поглядим. Что за люди, какого звания, роду-племени?
– Да разные. Есть дворяне, есть дети боярские, есть холопы боевые, казаки опять же.
– Казаки запорожские или донские?
– Все больше городовые, княже. Хотя и такие, как ты сказал, есть.
– Саблю-то хоть держать умеют?
– Княже! Христом-богом тебя молю, не срами нас так более! Все мы люди служивые и дело ратное знаем. Немецкому строю, может, и не обученные, но и с ляхами, и с татарами не раз переведывались, и не только они нас били, а, бывало, и мы их.
