– Ваша светлость, даже когда инквизиция действовала в Германии, в ней заправляли доминиканцы, так что и тут ваши упреки не по адресу. Вы спрашиваете, что я делаю в здешних краях? Как бы вам это объяснить, у нашего ордена много задач. Одной из них я и занимаюсь.
– Очень интересно, какого же рода эта задача? Не делайте такое лицо, вы мне сейчас все расскажете в любом случае.
– Есть одна тайная организация, глубоко пустившая корни среди аристократии разных стран. Она провозглашает своей целью распространение знаний и справедливости, но ведь известно, куда вымощена добрыми намерениями дорога. У нас есть подозрения насчет истинных целей этих людей, и мы внимательно следим за ними. Одними из этих людей были ваш отец и дядя, после их трагической кончины меня прислали сюда.
Я бы и дальше слушал падре Игнасио, но нас прервал настойчивый стук в двери.
– То, что вы рассказали, очень интересно, но мне пора. Мы продолжим позже.
– Что приключилось? – спросил я, выйдя.
– Княже, боярин Аникита челом бьет, просит подняться. Пришли до вас.
– Тимофей, – припомнил я его имя, – я сейчас велю Аниките сменить вас. Поедешь с герцогскими егерями навстречу полякам, посмотришь, что там за войско на нас движется. Возьми с собой людей, сколько надобно, но чтобы я все знал.
– Это можно, – осклабился казак. – Проведаю про ляхов все как есть, княже!
На сей раз депутация была от знатнейших дворян герцогства. Увы, желания у аристократов и бюргеров совпадали. Они не хотели войны и имели подозрение, что я могу ее развязать. Я хотел было спросить, не оскорбляет ли их поведение короля Сигизмунда, но, внимательно оглядев, не стал. Ничто их не оскорбляет. Потомки рыцарей, завоевавших когда-то эти земли, хотели только покоя и не собирались видеть дальше своего носа. Сегодня в Мекленбург заявились поляки, завтра своих людей пришлет император, и они выгонят этих сытых котов из их замков. Интересно, вспомнят ли они об этом случае?
Милостиво выслушав господ депутатов, я заверил их, что у меня нет иных желаний, кроме как решить дело миром, и отпустил. Потом мы с Аникитой, давая последние наставления, отправляли наших лазутчиков. Потом были еще какие-то дела, в общем, вернулся к падре Игнасио я только вечером. Камера была пуста. Сначала я не поверил своим глазам.
– Эй вы, лишенцы! Где поп? Где, чтобы вас поперек в господа бога душу мать, и якорь вам в задницу, этот проклятый поп!
Охрана озадаченно молчала, со страхом поглядывая на меня. Аникита нехорошо смотрел на своих подчиненных, поигрывая плеткой. И только Анисим бочком-бочком протиснулся в камеру и стал осматривать стены, заглянул под немудреные нары и озадаченно хмыкнул.
– Эх, что за темница, герцог-батюшка, где же это видано, чтобы постели татям устраивать. Роскошествовать им нечего – раз уж попались, могли бы и на соломе перемочься.
– Чего?
– Чего-чего… Вон лаз какой под топчаном – оно, конечно, латинец телесами вельми велик, но жить захочешь – протиснешься.
Да, замок довольно древний, и тайн в нем, судя по всему, не счесть. Вот одна из них мне и попалась. Анисим, пройдя тайным ходом до рва замка, нашел лишь брошенную сутану падре Игнасио. Интересно, много ли таких ходов в Гюстрове, и самое главное – много ли людей о них знают? Ну чего бы сначала иезуита не допросить, а потом с этими напыщенными индюками беседовать? Перетоптались бы в прихожей, паразиты. Ох, лихо мне!
Похороны герцога Адольфа Фридриха и герцогини Маргариты Елизаветы были проведены со всей возможной пышностью. Мне нужно было выгадать время, а послам волей-неволей пришлось участвовать во всех этих церемониях. Когда наконец вернулись лазутчики и принесли мне необходимые сведения, я вздохнул свободнее. Ну что можно сказать, я, конечно, не ожидал, что король Сигизмунд пошлет в Мекленбург своих крылатых гусар, но все же ждал большего уважения, что ли. К нам двигалось ровно четыре хоругви польской кавалерии. В каждой из них было примерно десятка четыре великопольских шляхтичей. Правда, у каждого доблестного воина было два-три пахолика-оруженосца. К тому же путешествовали ясновельможные паны с комфортом, у самого бедного было минимум два воза в обозе со всяким припасом, шатрами и утварью. Если помимо воинов посчитать всех обозных и прислугу, две тысячи народу как раз и набиралось. Активных, так сказать, штыков и сабель было сотни четыре, остальные тыловики.
Выслушав рассказ Тимофея, я призадумался. У меня под ружьем почти две тысячи солдат. Конечно, большинство из них новобранцы, но два месяца муштры не прошли даром. Стрелять-маршировать умеют, когда-нибудь начинать надо, так почему не сейчас? Я ясновельможных панов в гости не звал, сами пришли. Герцогство тут мое, и я решаю, кто просто прогуливается, а кто охренел без меры. Репутация опять же дело такое, требует постоянного подтверждения. Герцог Мекленбургский Иоганн Странник чем известен? Правильно, тем, что отморожен на всю голову и никаких правил на войне не признает. Подданным надо напомнить, кто в доме хозяин, а то моду взяли указывать моей светлости, воевать или нет. Соседям тонко намекнуть, что пропускать ко мне вражеские войска не есть гут. Особенно померанским – тоже мне родня называется. Правда, нельзя исключать возможности, что поляки вломят мне. Бывали, знаете ли, прецеденты. Будь у поляков крылатые гусары – я бы поостерегся, но шило в сиятельной заднице настойчиво требовало решительных действий.
После того как прошли похороны, я решительно заявил послам, что устал от траурных церемоний и хочу поохотиться. Предложение было встречено с восторгом, и рано утром мы отправились. Послы, и без того обычно выряженные как попугаи, разоделись в пух и прах. Моя свита, впрочем, вполне им соответствовала. Своих московитов я, от греха подальше, отправил подальше. Они с поляками плохо друг на друга реагировали. Подальше – это к границам моего богом спасаемого герцогства. Едва мы скрылись в окрестных лесах, оберст-лейтенант Хайнц Гротте поднял войска и повел их вслед за русским региментом.
Поохотились мы на славу, послы и виднейшие дворяне мекленбургской земли вдоволь настрелялись, напились и нажрались на природе. Повара сбились с ног, обслуживая свору высокопоставленных бездельников. Винные погреба Гюстрова и Шверина серьезно подсократили свое содержимое и ассортимент, но дело того стоило. На третий день продравшие глаза высокопоставленные гости обнаружили, что находятся довольно далеко от Гюстрова. Вокруг воинский лагерь, а мы стоим на дороге, и впереди граница с Померанией.
Место выбрали по моему настоянию. С одной стороны болото, с другой – довольно густой лес. И прямо перед нами польский отряд. Еще во время охоты я послал начальствующему над ним пану Одзиевскому послание, в котором предельно вежливо интересовался – какого лешего подданные короля Сигизмунда забыли в моих землях? Дескать, я имперский князь, в своей вотчине полноправный хозяин, и не хотят ли ясновельможные паны в связи с вышеизложенным убраться подобру-поздорову.
Если бы я заявился в польский лагерь и щелкнул каждого шляхтича по носу, это не стало бы бо́льшим вызовом в данной ситуации. Я грешным делом думал, что ясновельможные тут же попрыгают на коней и поскачут в атаку, но не тут-то было. Пан Одзиевский, как видно, свое дело и знал и, первым делом отгородившись возами, устроил лагерь. Потом уже из укрепленного лагеря к нам выехала делегация поинтересоваться у вельможного пана герцога, не слишком ли он охренел с такими наездами на правильных польских пацанов. Кроме того, выказывалась обеспокоенность здоровьем послов и выражалась надежда, что завербованные мной солдаты уже распущены. А то польские кони застоялись, руки чешутся, и вообще, пся крев, всех убьем, одни останемся, если вы наших требований не выполните.
