…Что ей сказать? В голову ничего не приходит, и я просто улыбаюсь ей самой открытой и дружелюбной улыбкой, на какую только способен.
Катарина поначалу смотрит на меня с легким удивлением, но тут же начинает улыбаться в ответ. Я пытаюсь взглянуть на нее не как юный герцог, а как взрослый тридцатилетний мужчина, каким был до попадания в это тело. Блин! Да она же взрослая женщина, которая устала от неопределенности в своей жизни. Двадцать семь лет не шутка, ей хочется любить, иметь семью, родить детей. Простого бабского счастья, а не этих хороводов с коронами, интригами и престолами.
– Сударыня, вы когда-нибудь были в Мекленбурге?
– Нет, я нигде не бывала, кроме Швеции.
– Вам непременно нужно побывать там и в других местах. Швеция тоже очень красива, но иной, суровой красотой, а божий мир так велик. В нем много разных мест, и каждое красиво по-своему.
– Я хотела бы где-нибудь побывать, но, боюсь, это невозможно. Мир так устроен, что женщины должны сидеть дома. Это мужчины воюют, путешествуют, открывают новые миры, а женский удел – хранить семейный очаг.
– Семейный очаг, а что это?
– Как, вы разве не знаете, что такое семья?
– Милая госпожа, откуда же мне знать? Я сирота, отец мой умер, еще в детстве меня разлучили с матерью. Меня не просто так назвали принцем-бродягой, хоть я и много где побывал, но нет ни одного места, которое я мог бы назвать домом.
Держу пари, что Катарина в общих чертах знала мою биографию, но, видимо, я чем-то зацепил ее за краешек сердца, и она посмотрела на меня немного по-другому. Так или иначе, интерес ко мне у нее пробудился. Мы еще долго беседовали, я рассказывал разные истории из своей жизни, добрую половину которых выдумал тут же. Катарина и Густав дружно смеялись моим шуткам. Королева Кристина, оставаясь внешне спокойной, тоже иногда прикрывала улыбку веером. Это был хороший вечер, но он тоже закончился. Когда на прощанье Густав жал мне руку, он с улыбкой спросил меня:
– Как у тебя это получается, Иоганн?
– Что именно, ваше величество?
– Ты умеешь располагать к себе людей. Когда Катарине объявили о желании отца выдать ее за тебя замуж, она отнеслась к этому без малейшего энтузиазма, хотя и выразила покорность. Но ты поговорил с ней несколько минут – и вот она смотрит на тебя с симпатией, как на близкого человека.
– Не знаю, талант, наверное.
– Час от часу не легче! Отчего же у тебя так много врагов?
– И это тоже талант, Густав, – засмеялся я в ответ. – А что, у меня много врагов в Швеции?
– Врагов, может, и не очень много, завистников куда больше. На твое счастье эти люди и мне далеко не друзья, и завтра их ожидает большой сюрприз. Но это все пустяки! Расскажи мне главное.
– Главное?
Юный король смотрел на меня пристально и требовательно. Если бы его взгляд материализовался, я бы, наверное, согнулся под его тяжестью. Наконец он короткими предложениями, как будто рубит топором, произнес:
– Как. Ты. Разбил. Польскую. Кавалерию? Отвечай!
На следующий день во время большого выхода король объявил о помолвке герцога Мекленбургского и принцессы Катарины Шведской. Для многих придворных, судя по всему, это был сюрприз. Причем неприятный.
Все время моего отсутствия мои «добрые друзья» Спаре и Юленшерна усердно капали на мозги всему двору вообще и молодому королю и вдовствующей королеве в частности на тему, какой мерзавец этот юный мекленбургский герцог. И к сражению-то он не успел, и после сражения резню устроил! (Того и гляди Кристиан Датский обидится.) И брандеры его датчан спалили, а наши нет (каков подлец!). И из Кристианаполя ушел вовремя, а Хольмквиста датчане взяли в крепкую осаду, – слава богу, этот упертый дурак успел уничтожить их припасы, прежде чем дело кончилось капитуляцией. Казалось, их усилия вот-вот увенчаются успехом и несносного меня погонят куда подальше от двора, а вместо этого – помолвка!
Помолвка, хоть и не венчание, круто изменила мою жизнь. Жених кронпринцессы – это, можно сказать, должность. Причем должность довольно утомительная, поскольку прав еще никаких нет, а обязанностей уже навалом. Вслед за нареченной в церкви я бываю чаще, чем иные священнослужители. Официальные церемонии тоже теперь без меня не обходятся. К тому же, странное дело, казалось бы, раз я жених принцессы Катарины, так и мое место рядом с ней. Черта с два! При торжественных выходах она всегда идет вслед за братьями, а моя светлость в лучшем случае во втором десятке. И не пойти нельзя – порядок, блин! Общаемся мы часто, но никогда наедине. Обычно рядом целая свора придворных сидят и лупают глазами, морды губастые. В лучшем случае компанию нам составляют королева-мать или сам Густав Адольф. Тогда хоть можно поговорить по-человечески. Если рядом королева Кристина, то разговор идет о разных возвышенных предметах – архитектуре, поэзии, музыке. Если король, то речь рано или поздно заходит о войне. Таков уж Густав Адольф, ничего тут не поделаешь, но если королева Кристина интереса к военной тематике не проявляет, то принцесса Катарина внимательно слушает и старается понять. Если не понимает, то спрашивает, причем по существу.
– Так ты говоришь, Иоганн, – в очередной раз заводит речь Густав, – что пехота может остановить таранный удар тяжелой конницы?
– Именно так, ваше величество, правильно организованная пехота не только может, но должна это делать всякий раз, когда кавалерия будет иметь неосторожность напасть на нее.
– А что вы полагаете «правильно организованной пехотой», Иоганн? – спрашивает меня моя нареченная.
Я оборачиваюсь к принцессе и невольно улыбаюсь. Я неоднократно отвечал королю на подобный вопрос, но у Катарины такой серьезный вид, что я не могу удержаться.
– Ваше высочество, говоря о правильно организованном войске, а пехота – это прежде всего важнейшая часть войска, я имею в виду несколько вещей. Первая, на чем бы я хотел остановить внимание, – это система комплектования войска. В давние времена в случае войны король собирал своих вассалов на службу вместе с их дружинами, формируя, таким образом, армию. Тот из противников, кто собирал большее количество рыцарей под свои знамена, и был сильнее, ибо рыцари, как правило, равны друг другу в военном искусстве. Прочие воины, будь то алебардисты или арбалетчики, были хоть и необходимыми, но подсобниками. Однако с появлением огнестрельного оружия ситуация изменилась. Рыцарь может быть сколь угодно хорошо экипирован и искусен в бою на копьях или фехтовании, но любой мужик, наученный обращению с мушкетом, совершенно спокойно его застрелит, оставаясь недосягаемым. Таким образом, на первое место вышла наемная армия, и тот из королей, кто имеет бо́льшую казну, может нанять бо́льшее количество наемной пехоты. Стало быть, кто богаче, тот и сильнее. Но я полагаю, что эта практика устарела, как в свое время устарела тяжелая рыцарская конница. Как мы с вами знаем, Швеция не самая богатая страна и вряд ли может нанять большую армию наемников. К тому же наемники по определению неверны и в случае поражения могут перейти на службу к неприятелю, как это случилось, скажем, после битвы при Клушине. Но этого бы не произошло, если бы в шведской армии служили шведы.
