— А если полякам все-таки удастся выгнать его из Москвы?
— Это вряд ли. Видишь ли, пока что Речь Посполитая гораздо сильнее и многолюднее, чем его царство, но её государственное устройство ни за что не позволит королю сосредоточить всю свою мощь в одном месте. Сигизмунд Ваза — всего лишь марионетка в руках польской аристократии и они никогда не дадут ему усилиться.
— Значит, нам нужно в Россию?
— Сначала доберитесь до Мекленбурга, туда этот пожар не скоро перекинется.
— Но Катарина Шведская нам точно не обрадуется.
— В таком случае, отправляйтесь в Померанию. Я говорила с моими братьями, они обещали принять вас.
Пока герцогиня наставляла Марту, Шурка внимательно прислушивалась к её словам, жадно впитывая информацию. Многое было непонятно, но она надеялась во всем разобраться позднее. Её серьезность не осталась незамеченной и бабушка ещё раз ласково улыбнувшись, спросила:
— Ты все поняла, малышка?
— Да.
— И что же?
— Если вашего высочества не станет, нам с матушкой туго придется.
На лицо Клары Марии набежала тень, но она справилась с волнением и показала девочке небольшой ларец, стоявший на её столе.
— Подай мне его, дитя мое.
Получив требуемое, она откинула крышку и показала Марте с дочкой его содержимое.
— Когда ты родилась, я распорядилась купить небольшой домик в Ростоке. Вот купчая и дарственная на него. Даже если с твоим титулом ничего не выйдет, вы сможете жить в нем, и никто не посмеет его отобрать у вас с матерью. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
— Вы так добры, Ваше Высочество, — начала благодарить её камеристка, но герцогиня остановила её жестом.
— Я немного устала, — слабым голосом сказала она. — Ступайте пока, а мне надо отдохнуть. И не забудьте взять документы.
— Как прикажете, — присела в книксене Марта и выразительно посмотрела на дочь.
Шурка, спохватившись, тоже попыталась изобразить нечто подобное, но у нее, в отличие от матери, получилось куда менее изящно. Затем они вышли из покоев герцогини и отправились к себе. Их комната находилась не слишком далеко, и они скоро добрались
— Бабушка и вправду так плоха? — осторожно спросила девочка.
— Не знаю, но нам нужно быть готовыми ко всему.
— Ты поэтому учишься фехтованию?
— Верно.
— А когда научишь меня?
— Тебе нужно еще немножко подрасти и окрепнуть. Для того, чтобы работать шпагой нужны силы.
— Я сильная!
— Судя по тому, как от тебя улепетывали мальчишки, это действительно так. Кстати, а чем вызвана подобная к ним немилость?
— Гюнтер — свинья! — поморщилась Шурка и непроизвольно вытерла губы ладонью.
— Что случилось?
— Мы играли в жмурки, и мне досталось водить. А когда я поймала его, он вдруг взял, да и обслюнявил меня.
— Что?!
— Ну, говорю же, что этот недоумок полез ко мне целоваться. Ей богу, я бы прибила его, но он слишком быстро бегает! И нет в этом ничего смешного…
— Не сердись, — воскликнула Марта, продолжая смеяться, и обняла Шурку. — Давай-ка лучше причешем тебя, а то в следующий раз никто не захочет целоваться с такой растрепанной девочкой. А еще тебе надо умыться!
— Больно надо мне целоваться с кем попало, — пробурчала дочь, но не стала перечить и принялась приводить себя в порядок.
Ей очень нравилось, когда мать расчесывала и заплетала её длинные волосы. Это было так странно и необычно, ведь в своем времени она носила мальчишескую прическу, но всякий раз, когда Марта бралась за гребешок, девочка млела от восторга.
— Ну вот, теперь ты и впрямь похожа на маленькую принцессу, а не на атамана разбойников, — заявила женщина, закончив работу.
— Ты и впрямь думаешь, что отец признает меня?
— А почему нет?
— Ну, не знаю, все эти годы он прекрасно обходился без нас, наверняка сможет делать это и дальше.
— Не говори так!
— А разве это не правда?
— Нет! Просто он очень далеко.
— В Москве?
— Да в Москве. В тех краях постоянно идет война, то с поляками, то с татарами. Даже его жена — герцогиня Катарина не рискует туда ехать с детьми.
— А он там безмерно страдает и мучается в разлуке!
— Какая же ты злая…
— Прости, мамочка, — повинилась Шурка, увидев, что её слова неприятны Марте. — Просто я думаю, что если меня признают принцессой, нас с тобой могут разлучить.
— Это еще почему?
— Потому что герцогиня Катарина рано или поздно отправится к мужу в Россию и станет там царицей. И боюсь, ей не очень-то понравится, если ты будешь рядом.
— Это точно.
— Вот поэтому нам лучше держаться подальше и от Москвы и от моего папаши. И если бабушка подарила нам дом, мы прекрасно можем жить в нем.
— Ты так думаешь?
— Ну, конечно! Ты выйдешь замуж за хорошего человека и родишь мне братика или сестричку. А я буду помогать тебе их нянчить.
— Мария, что ты такое говоришь!
— А что такого я сказала? Ты еще молода и красива и вполне можешь устроить свою жизнь.
— Прекрати этот разговор немедленно!
— Все, молчу!
— Вот негодная девчонка, — возмущению матери не было предела. — Как тебе не стыдно говорить мне такие вещи?
— Просто я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты была счастлива!
— Боюсь, это невозможно, — грустно сказала Марта и закрыла лицо руками.
«Боже мой, она все еще сохнет по нему», — сообразила Шурка, и ей стало невыносимо стыдно. Вскочив с места, она подошла к ней и крепко обняла.
— Мамочка, прости меня, — прошептала она. — Я вовсе не хотела тебя огорчать.
— Я не сержусь, — ответила та дрогнувшим голосом. — Просто никогда больше не заводи таких разговоров со мной.
— Не буду, — тут же пообещала ей дочь, с горечью подумав про себя, что сама в своей прошлой-будущей жизни была такой же.
Глава 5
Юный принц Карл Густав находился в самом дурном расположении духа. Вообще-то обычно он был добрым и приветливым мальчиком, лишь иногда огорчавшим шалостями свою высокородную мать, герцогиню Катарину. Однако сегодня он превзошел сам себя. Все началось во время уроков, но поначалу ничто не предвещало подобного исхода. Нельзя сказать, чтобы Карл уж очень любил учиться, но ему нравилось заниматься счетом и чтением. С чистописанием дело обстояло похуже, но и с ним принц, приложив определенные усилия, обычно справлялся. Лекции по истории, в особенности описывающие деяния великих полководцев древности, также находили в его сердце живейший отклик. Но вот Закон Божий…
