— Кажись, православных забижают, — хмуро буркнул худой мужик в подряснике и поухватистее перехватив посох, вопросительно посмотрел на священника:
— Благослови, Владыко?
— Унять татей! — коротко велел тот.
— А кто из них тать-то? — запоздало поинтересовался один из слуг, но остальные, не дожидаясь ответа, уже кинулись вперед.
Вооружены они были откровенно плохо, лишь у одного был бердыш, да еще у двоих сабли, а чернецы и вовсе имели лишь посохи. Но пошли в бой дружно и, похоже, были рады возможности подраться.
- Обоих и вяжите, там разберемся, — крикнул им вслед предводитель и ухмыльнулся в густую бороду.
Хотя вмешательство в схватку непонятно откуда взявшихся оборванцев с решительными рожами оказалось для Бопре полной неожиданностью, ушлый француз не растерялся и, вскочив на коня, бросился наутек, не дожидаясь, пока его начнут охаживать со всех сторон дрекольем. Марте же, не сразу сообразившей, что у них появились союзники, едва не досталось, и лишь истошные крики Шурки: — «Своих бьёте!» — уберегли её от увечий.
— Кто такие? — внушительно спросил господин в опашне, когда к ним подвели обезоруженную камеристку.
— А вы русские? — прищурилась Шурка.
— Мы-то русские, а вот вы кто таковы?
— Верные слуги герцога Мекленбургского! — неожиданно для себя отчеканила девочка и только что не стала по стойке смирно.
— Ишь ты! Верные слуги, — пробурчал священник. — А напали на вас кто?
— Разбойники! Ой, их там много еще, они Болеслава с Иржиком убьют!
— Точно ли разбойники?
— Да вот тебе крест! — не задумываясь, перекрестилась Саша, во время прежней своей жизни носа не казавшая в церковь.
— Фрол Иудыч, ну-ка, поглядите, на кого ещё там тати напали, — велел поп своим спутникам. — А я тут с отроком потолкую!
— Слушаю, Владыко, — не чинясь, отозвался господин в опашне и вместе с прочими конными и пешими слугами поспешил на выручку попавшим в беду.
Оставшийся с двумя чернецами священник, тем временем, слез с коня и внимательно посмотрел на Шурку.
— Скажи мне, чадо, — вкрадчиво спросил он, — откуда тебе речь наша ведома?
— Так я из Мекленбурга, — наивно похлопала глазами та.
— Ишь ты, а я вот из Москвы, а речи немецкой не разумею!
— Повезло тебе, батюшка, меня же вот всяким наукам с детства обучают: и письму, и счету, и языкам всяким. Вот и знаю…
— Какой он тебе, «батюшка», дурень! — сердито оборвал её монах с дубиной. — Чай, с митрополитом говоришь, а не с простым кутейником!
[15] Еще и крестишься шепотью, по-еретически!
— Тихо, брат Пахомий, — унял его рвение священник. — Напугаешь мальца. Сам рассуди, откуда ему в неметчине чин знать. Языку нашему разумен — и то за благо!
— Простите, господа, если по малолетству что не так сказала, — повинилась Шурка и тут же прикусила язык.
К счастью, на её оговорку никто не обратил внимания. Возможно, из-за того, что у неё давно не было практики в родном языке, речь девочки звучала немного ломано, как будто русский не был для неё привычным. К тому же нежданно-негаданно появившиеся земляки тоже говорили иначе, чем она, хотя и понятно.
— Ничто, чадо, я не гневаюсь, — поспешил успокоить её митрополит и тут же спросил: — а ты православный?
— Ой, наши возвращаются! — радостно закричала девочка, игнорируя вопрос о конфессиональной принадлежности.
Фон Гершов был ранен в руку, и Марта тут же кинулась к нему, забыв от волнения, что её пол может оказаться раскрытым. Иржик вроде бы сильно не пострадал, разве что бровь его была рассечена, а скулу украшал небольшой кровоподтек, да и тот был поставлен расходившимися спасителями. Пришедшие им на выручку русские, похоже, потерь не понесли, но прибарахлились за счет погибших разбойников. Во всяком случае, в руках у них появились трофейные тесаки и шпаги, а за поясами пистолеты. Также вели под уздцы захваченных лошадей.
— Утекли два татя, Владыко, — пояснил тот, кого называли Фролом. — Остальных побили, дабы впредь не разбойничали!
— Ну и славно, а это кто такие?
— Позвольте представиться, — вышел вперед померанец, мягко отстранив свою спутницу. — Меня зовут Болеслав фон Гершов! Я офицер Его Царского Величества Иоганна Теодоров…
На отчестве Болек запнулся, но русские его поняли, благо Шурка им тут же перевела его слова.
— Я Митрополит Ростовский Филарет, — представился в ответ глава русского отряда, и указал на своих спутников: — А это думный дьяк Фрол Луговской со товарищи. Едем мы поклониться матушке царице Екатерине и царевичу с царевной. Да что-то заплутали дорогой. Все тут в неметчине не по-нашему, да непривычно. К тому же языка русского мало кто разумеет. В Польше еще как-то объяснялись, а тут и вовсе. Отрок ваш сказал, что вы с вотчины государя нашего, из Мекленбурга? Так подскажите дорогу, сделайте милость, а вас за то Господь вознаградит!
— Вам нет нужды ехать так далеко, — отвечал им Болик, выслушав Шурку. — Её Царское Величество нынче гостит в Берлине у здешнего владетеля. Мы тоже едем туда и можем быть вашими проводниками!
— Эва как, — изумлённо покачал головой митрополит. — Выходит, мы малым делом не разминулись. Не иначе вас нам навстречу Господь послал!
— Что же, тогда давайте не будем терять время. Государыня не будет гостить там вечно.
— И то верно, трогаемся, православные! — прогудел Филарет и неожиданно спросил у маленького переводчика: — а как тебя зовут, чадо?
— Александром, Владыко.
— Благословляю тебя, раб божий Александр!
Едва Шурка снова устроилась рядом с матерью, та тихонько спросила её:
- Откуда ты знаешь речь московитов? Тебя ведь, кажется, не учили этому?
— Она похожа на польскую, да и на чешскую тоже — беспечно пожала плечами девочка и улыбнулась. — Все ведь хорошо закончилось… Мартин, не правда ли?
— Еще ничего не закончилось… Александр! Кстати, я хоть и не понимаю языка Иржика, но все же думаю, не все его слова следует повторять перед священником. Особенно те, что он говорит, когда запнется или уронит что-нибудь себе на ногу.
Их русских спутников, тем временем, тоже одолевали сомнения. Думный дьяк, улучшив минуту, подъехал к митрополиту и тревожно спросил:
— Всё ли ладно будет, Владыко?
— Господь не без милости! — прогудел тот в ответ.
— Оно так, только я до сих пор понять не могу, как ты меня уговорил сюда ехать? Ведь заключили с ляхами мир…
— Сколь разов тебе говорено, Фрол Иудыч! Коли мы просто из плена, как побитые собаки, вернемся — это одно! А если с государыней — так совсем другое! По всей Руси слава пойдет, будто мы царицу уговорили приехать.
