В последнее время молодой человек был совершенно счастлив. Казалось, тени прошлого навсегда исчезли из его жизни. Он вернулся на службу к своему сюзерену, и мог надеяться на успешную карьеру. Герцогиня благоволила ему с братом и не скупилась на награды. Что еще нужно «солдату удачи»?
Но самое главное, в его жизни появилась Марта. Еще совсем недавно он был уверен, что огрубевшая душа его уже неспособна на такие чувства, но теперь он любил и был любим. Каждый вечер, когда после службы он возвращался в знакомый дом, сердце его замирало от нежности. Вся округа давно спала, и даже верный Иржик бессовестно дрых, наплевав на своего господина, и лишь Марта неизменно встречала его у входа, светя сальным фонарем и загадочно улыбалась. В камине тлел огонь, в котелке томилась еда, а в спальне ждала мягкая постель и жаркая ночь, за которую он был готов, не раздумывая, пожертвовать жизнью.
Разумеется, их отношения стали скоро всем известны, но молодые люди и не думали скрываться, купаясь в своей любви. Первым не выдержал брат.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь? — холодно поинтересовался Кароль, когда они остались одни.
— О чём ты?
— Не прикидывайся! Я говорю о тебе и госпоже Рашке.
— И что тебя беспокоит?
— Святые угодники! Неужели до тебя не доходит, чем это может обернуться?
— И чем же?
— Послушай, братец. Иоганн Альбрехт, конечно, простил тебя, но я не стал бы преувеличивать его милосердие. Он давно уже не тот странствующий принц, к которому мы нанялись в Дарлове. Теперь он государь в очень обширной стране, населенной весьма непростым народом. И хотя подданные называют его правление милостивым и справедливым, палачам в тех краях всегда есть работа. Такие уж там нравы!
— К чему ты всё это рассказываешь?
— Послушай, ваш прошлый… хм… конфликт, был связан с женщиной. А теперь ты в открытую живешь с Мартой. Вспомни, он ведь очень любил её!
— Да, помню, а еще он любил графиню Спаре, баронессу Фитингоф, русскую девушку Настю, и, скорее всего, много других женщин имён которых я не знаю. Ведь так?
— Так, — не стал отрицать Кароль. — И все же Марта для него не просто увлечение или очередная интрижка. Он все эти годы заботился о ней и дочери. И я не берусь предсказать его реакцию, когда он узнает о вашей связи.
— Я люблю её, — глухо ответил Болеслав.
— Ты всегда был таков, — вздохнул старший брат. — Для тебя важнее сердце!
— А для тебя? Разве ты не любишь свою жену?
— Это другое! Тем более что он никогда не претендовал на Регину Аделаиду и, узнав о моих чувствах, сразу же уступил её мне.
— Вот как? Ты прежде не рассказывал мне об этом.
— Даже братьям рассказывают далеко не всё.
— Что же, я понял тебя. Но могу сказать только одно, я люблю Марту и никогда не отступлюсь от неё.
— Ладно, теперь уж всё равно ничего не изменишь. Найдется добрый человек, чтобы сообщить Иоганну об этой истории. Послушай, может тебе не надо пока ехать в Москву? Лучше я сообщу государю обо всем произошедшем, а уж потом…. К тому же, если всё будет так, как он предсказывает, тут будет чёртова прорва дел. Принимать беженцев из Чехии и Пфальца, выискивать среди них добрых мастеров и переправлять в Россию. Да и шпагой помахать наверняка придется. Что скажешь?
— Мне всё равно, лишь бы быть с ней!
Затем пришла очередь герцогини Катарины. Как это ни странно, она даже испытала некоторое облегчение, узнав об этой новости. Поэтому немедля вызвала к себе Болеслава и без обиняков объявила свою волю:
— Господин фон Гершов, Мы весьма ценим вашу службу и благодарны за услуги, оказанные мекленбургскому дому. Однако ваша связь с одной известной Нам особой бросает тень на репутацию Нашей семьи. Надеюсь, вы понимаете, о чём Мы говорим?
— Да, Ваше Королевское Высочество. Но, боюсь…
— Подождите, я ещё не закончила! Фройляйн Рашке не только мать принцессы Клары Марии, но и придворная нашей свекрови герцогини Брауншвейг-Вольфенбюттельской! И посему она не может быть скомпрометирована без ущерба для репутации обеих герцогских домов. Однако вы представитель весьма достойного, хоть и обедневшего рода и уже зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Ваш брат достиг немалых высот, и вы со временем можете достичь не меньших…
Оборвав свою речь, Катарина Шведская пытливо уставилась на померанца, предоставляя совсем растерявшемуся Болеславу самому закончить её мысль. Тот какое-то время собирался с мыслями, но видимо так и не собрался. Подождав ещё немного, герцогиня вздохнула и, видимо, сделав скидку на неотесанность молодого рейтара, закончила:
— Я настаиваю, чтобы вы как можно скорее женились на фройляйн Рашке!
Фон Гершов-младший от неожиданности едва не поперхнулся и, прокашлявшись, не нашел ничего лучше, как глупо спросить:
— Я?!
— Ну не я же! — усмехнулась Катарина.
— Но, я даже не знаю…
— Что именно вы не знаете? — не без яда в голосе поинтересовалась шведка. — Как по мне, все, что касается Марты известно вам лучше многих других. Или ваши знания и намерения не простирались дальше её постели? Или может быть, она недостаточно знатна для вас?
— Прошу Ваше Королевское Высочество простить меня, но я, кажется, не давал повода для подобных обвинений!
— Тогда как понять ваши слова?
— Видите ли, — вздохнул Болеслав, — я младший сын провинциального дворянина и живу службой. Мне совершенно нечего предложить фройляйн Рашке. А она, как Вы сами изволили заметить — придворная, да еще и дочь бургомистра.
— Но, тем не менее, вы…
— Я люблю её! — в отчаянии выпалил померанец, чувствуя, что опять наговорил что-то не то.
Герцогиня какое-то время пристально рассматривала побледневшего молодого человека, как будто решая про себя его судьбу. Наконец, взгляд её смягчился и она, почти участливо сказала ему:
— Мать принцессы Мекленбургского дома в любом случае не будет жить в нищете. Наша свекровь уже подарила Марте дом. Я так же намереваюсь дать ей достойное приданое. Скажем, триста моргенов земли с усадьбой и две тысячи гульденов деньгами. Кроме того, у принцессы также есть имение, пожалованное ей отцом, которым до совершеннолетия будет управлять её мать… с мужем! На таких условиях вы согласны жениться?
Кровь бросилась в лицо Болеславу, сообразившему, что выглядит как расчетливый негодяй, набивающий себе цену. Мысль об этом была невыносима, но что сказать, чтобы не испортить о себе впечатление еще больше, он не знал, а потому продолжал молчать, проклиная себя последними словами. Наконец, почувствовав что пауза совсем уж затянулась, он глухо произнес:
— Я готов жениться на Марте безо всяких условий и приданого, если будет на то её согласие. Больше мне нечего вам сказать.
